Клара бродит по улицам: никто не знает ее, и она никого не узнает. Горожане оглядываются: слишком медленно она ходит, слишком белая у нее кожа. Но благодаря миндалевидным глазам она может сойти за уроженку этих мест, и кто ее видит, тот скоро и забывает. Лишь один человек долго идет за ней. Он сочиняет историю на ходу.
В его истории есть мокрое от дождя шоссе и сбитая автомобилем женщина. Здесь почти никогда не выпадает осадков, а люди склонны любить то, чего им не достается. Поэтому китаец, который шел за Кларой и сочинял историю на ходу, из всех звуков предпочитал стук дождевых капель о крышу и о стекло; из всех зрелищ любовался больше всего мокрыми от дождя камнями.
Потом женщина медленно приходит в себя на больничной койке. Все расплывается перед глазами, но постепенно взгляд сосредоточивается на железной перекладине в изножье постели. Слева из полуобморочной пелены возникает - казавшаяся белком, месивом - стена с птичьим узором трещин на штукатурке. Деревянная тумбочка стоит возле кровати. Женщина позабыла названия всех этих предметов. Они возвращаются по тонким нитям памяти: стремятся удержать равновесие.
После сотрясения мозга мир состоит из картинок. Овальный предмет, отбрасывающий луч света, - лампа. Мягкие полумесяцы на полу - тапочки. Что же стоит за этими предметами, скрылось от женщины. Между ними нет связей. У них нет истории. Темный силуэт - человек, подвинувший стул к ее кровати, наклоняется и рассказывает ей, что произошло. Она ничего не помнит, но это, говорит он, пройдет.
Однако память не возвращается никогда. Потом, дома, она крутит в руках тарелки и фотографии и пытается вспомнить что-нибудь, но только подсказки мужа оживляют воспоминания. Воспоминания ли, или просто фантазии? Иногда ей кажется, что кухня раньше была на месте уборной, а уборная - на месте прихожей: хозяйка смущенно тычется в чужие углы собственной квартиры.
Этот сон мне приснился самому, но я принял его за явь. Я был в квартире, вернее, я был в одной комнате квартиры. Со мной там находились еще несколько человек, и все мы лежали по койкам, приставленным к стене. Я захотел выйти на кухню, но, хотя должен был прожить в этой квартире много лет, не мог вспомнить, как пройти в кухню. Вернее, не мог понять, где расположена кухня. Я размышлял, свесив на пол босые ноги, и вдруг понял: за стенами комнаты пространство кончается. О моем открытии я попытался рассказать тому, кто лежал возле меня. Он был моим другом, но я не знал, кем именно. Я был напуган, потому что отсутствие пространства за стенами комнаты означало, что те, кто пришел оттуда, вышли из ничего; и я был одним из них. Вместо ответа друг положил ладонь на мое лицо и сжал его, усиливая мой страх.
