Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант] | страница 5
— Понял? — спросил двойник Альфеги.
Я мистических намеков не воспринимаю, однако кивнул. Мало ли какие у человека убеждения.
Официантка оборвала едва завязавшийся разговор, подав моему собеседнику порцию лангета и пепси-колу. Минут пять мы дружно и молча жевали, причем я делал вид, что жую, прилежно обрабатывая кусочек мяса размером с ноготь.
— Студент, что ль? — спросил вдруг он.
— Нет, что вы. Я давно окончил университет.
— А по какой части?
— То есть? А, понял. Физик. Физик-экспериментатор.
— Хорошо… — донеслось до меня сквозь перемалываемый лангет и слюну. — Ув-важаю. Физик…
Я отпил пепси-колы.
— Значит, от жены ушел, кольцо загнал? — сглотнув, продолжил он, обнаружив поразительную проницательность. — Ничего, дело житейское. Ночуешь тут или летишь куда?
— Улетаю, — сознался я. — Насовсем, к себе на малую родину. Шарыгино, может, слыхали?
Наморщив лоб, он покачал головой.
— Н-не. Сам понимаешь, страна большая…
И опять углубился в еду.
Мне вдруг стало стыдно перед этим пожилым человеком, таким доброжелательным и открытым. Ведь фактически я лгал ему. Я скрывал свою правду. Ничего не сказал о приемщице, рявкнувшей презрительно, мол, чё суёшься без прописки, швырнувшей мне обратно кольцо и пустопорожний паспорт. Вся очередь услышала, стыд какой. И потом, я больше не физик, отныне я арендатор, возвращенец к земле, неокрестьянин новой эры…
— Там у вас, в Шарыгино, институт научный, что ли? — спросил квазиАльфега.
— Да нет. Я из московского института уволился. Вернее, меня сократили. Знаете, сейчас везде сокращают. А Шарыгино — это село такое, я оттуда родом. Теперь возвращаюсь. К своим корням, как говорится.
— Интере-есно. Учителем в школу, что ли?
— Вы не угадали. Я хочу стать арендатором. Взять бычков на подряд. У меня там дядя Матвей, он бухгалтер.
Он вдруг сочно, совсем необидно расхохотался. Глядя на него, я тоже улыбнулся и решил поставить точку, не объяснять, почему я так решил. Он и сам понимает, что надо кормить людей, что важнее заботы сейчас нет.
— Ловко, — заметил он, отсмеявшись, сняв очки и протирая согнутым пальцем увлажнившиеся глаза. — Здорово придумал. А в каком институте, любопытствую, работал?
Застигнутый врасплох, я смешался и чуть не опозорился. Ведь я забыл название, начисто забыл. Можно справиться в трудовой книжке, она в чемоданчике под стулом. Но так унизить себя я не смог. И потому солгал, да, солгал, нагло пустил пыль в глаза, спасая остатки самолюбия; нет мне прощения и оправдания, ибо я намеренно, из шкурных побуждений обманул человека.