Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант] | страница 29
— Вишь, Лева, вторая дверь, которая вовнутрь открывается, — объяснил мне Утятьев, задержавшись на входе. — Вот на нее-то я и утверждал пружину.
— Да-да, очень интересно, — пробормотал я и последовал за Утятьевым.
— А Костя у нас, между прочим, писатель, — добавил он ни с того ни с сего.
— Да ну? — усомнился я.
Это восклицание у меня совсем непроизвольно вырвалось. Я знал, что в эпоху застоя у нас действительно некоторые молодые работники искусства трудились кочегарами или сторожами. Но теперь, на волне перестройки и гласности, они, безусловно, процветают, а некоторые, подумать только, даже ездят за границу. И если кто-то остался в истопниках, значит, он просто недостаточно горячий сторонник перестройки. Именно такой смысл я вложил в свое скептическое «да ну?».
— Ага, писатель, самый настоящий, — заверил меня Утятьев, протирая очки рукавом. — У него даже книжка в издательстве лежит. Большущая такая папка, цельный роман. Уж сколько я его жучил, чтоб не смел в рабочее время писать, да всё без толку. Видно, раз человеку дан талант, так ничего тут не поделаешь.
Этот разговор мы вели, уже оказавшись в помещении отдела. В небольшой комнатке, сплошь заставленной письменными столами, находились двое — юная блондинка в «варёнке», что-то сосредоточенно вычислявшая на увесистом калькуляторе, и плешивый коренастый монголоид в распахнутом демисезонном пальто.
— Здравствуйте, Елпидифор Трофимович, — ангельским голоском сказала девушка и сделала пометку в большущей, размером с наволочку ведомости.
— Здорово, Гликерия, — отозвался Утятьев и направился в дальний угол, где плешивый человек сидел, развалившись на стуле, и поплевывал подсолнечную лузгу в кулак.
— Лукич!! — грозно взревел Утятьев, уперев руки в бока. — Опять надрался?! Я те сколько разов говорил, чтоб не смел сюда являться пьяным!
— Ну чё разорался, — сиплым, прогорклым голосом отозвался Лукич. — Дома Надька орет, приду сюда, тут начальник орет… Прям как сговорились, падла…
— Эх, Лукич, — убавил громкость начальник. — Шел бы ты отсюда… А? Иди домой, тебе ж восьмерки в табеле и так идут. Неровен час, Курагин с проверкой заявится.
— Бодал я в масть твоего Курагина, — энергично отбрил Лукич. — Ну что придолбался? Я тута четырех начальников пережил, бля, и третьего директора тоже переживу. И вопще, отдолбись от рабочего человека, добром прошу. А то ведь могу и в репу замочить, бля, не погляжу, что начальник.
— Лукич, да ты ж меня без ножа режешь, — всплеснул руками Утятьев. — Счас же месячник трезвости… Да ежли тебя здесь Курагин ущучит, всему отделу звездец… Не подводи товарищей…