Чапай лезет первым, так как знает куда. Перед тем он сбрасывает свои кеды и прячет их в карманах спортивных штанов, что ты делаешь? говорю, это для удобства, произносит Чапай, всё — пошёл, и он действительно хватается за нижнюю ветку дерева около самой стены, резко подтягивается, садится на неё, потом встаёт и начинает двигаться вверх, путём, кричит нам оттуда, что? не понимаем мы, я говорю — всё путём, повторяет Чапай, ветка под ним трещит и он летит прямо на нас, я успеваю отскочить, а на Собаку он и не попал, эх, отряхивается Чапай, чуток не долез, давай ты, — говорит он мне, ага, говорю, сейчас, не хватало ещё свалиться с четвёртого этажа на всю эту кучу говна, давай, говорю, какой-то другой вход. Ну, хорошо, говорит Чапай, хорошо. Можно просто через дверь войти. Они что — не закрыты? спрашиваю. У меня есть ключ, объясняет Чапай, я подделал. Так для чего ты, обижаюсь, заставлял нас лезть на это хуёвое дерево? Так прикольнее, — говорит Чапай и ведёт нас ко входу. Мы перебегаем через небольшую площадку, нигде действительно никого нет, но я так понимаю, что охрана может появиться когда угодно, Чапай быстро открывает дверь, и мы ныряем внутрь. Так, говорит Чапай, взволнованно дыша, сейчас наверх, там переждём до ночи, охрана пройдёт — залезем в партком. А может, у тебя и от парткома ключи есть? спрашиваю я с надеждой, может, не надо ничего ломать? Были, говорит Чапай, но эта сука сменила, я же говорил. Думаете, для чего я вас взял — я сам дверь не выломаю. А, говорю, а я думал потому, что мы друзья. Троцкист сраный, — шепчет Собака. Всё-всё, — решительно говорит Чапай, наверх, патруль пройдёт, выломаем дверь и назад, в следующий раз они сюда зайдут уже утром.
И мы на самом деле поднимаемся на площадку четвёртого этажа, Чапай что-то там колдует над замком, открывает дверь, мы выходим прямо на крышу и вдруг видим:
21.00
Много-много оранжевых путей на Западе, тянутся от вокзала, который темнеет справа, и светятся под солнцем, солнце висит в районе Холодной Горы, здорово, говорю я, я бы на твоём месте тут и жил — говорю Чапаю, а ты закрылся в своей каптёрке и давишься там денатуратами всякими. Чапай сконфуженно крякает, но марку держит, видишь, показывает мне налево, что это? спрашиваю я, рассматривая удивительную территорию, заботливо, хоть и несколько хаотично, заставленную железом, машинами, бетоном, трубами, другими смешными вещами, заводы, говорит Чапай, большинство из них не работает, понимаешь, не работает, а раньше работали? спрашиваю на всякий случай, я этот район плохо знаю, раньше работали, произносит Чапай, раньше всё работало, да, говорю я, и дальше разглядываю постепенно гаснущие и темнеющие пути, от вокзала отползает бесконечный товарняк, гружёный лесом, и тянется на юг, что там? показывает Собака в направлении товарняка, там юг, говорю я, видишь солнце на Холодной Горе, значит там запад, а товарняк на юг идёт, ближе к морю, ты был когда-нибудь на море? спрашиваю я Собаку, на море? переспрашивает тот, нет на море не был, я летом на Салтов езжу, ясно, говорю, ясно, ты на Салтов, а товарняки на море, лес везут, зачем на море лес? спрашивает Собака, не знаю, говорю, строить что-нибудь, что? допытывается Собака, флот, — неожиданно говорит Чапай, немного, правда, не к месту.
