Тем временем он мог перевести всякое слово, в котором был уверен. Накануне Гендерсон нашел значение нескольких туземных слов и ввел их в машину, и теперь она добросовестно переводила их каждый раз, когда они встречались; ее звук был, как звон большого колокола, вторящий голосу проповедника. Этот громовой голос был тихим голосом Гендерсона, записанным через фильтр и усиленным двадцатикратно.
— Я… СВЕТ… ВАМ… ВЫ… ЖИЛИ… ТЬМА… ЖИЗНЬ…
Туземцы сидели на траве и слушали с видом терпеливого удивления.
— Отец Уинтон, — попытался привлечь его внимание Гарри.
Уинтон наклонился к внимательно слушающим туземцам, и в лице у него были кротость и прощение.
— Нет, скажите себе только — я жил в заблуждении, но теперь я узнаю истинный путь к праведной жизни.
Машина в ящике под ним переводила слова своим голосом приглушенного грома:
— СКАЖИ… СЕБЕ… Я… ЖИЛ… ПУТЬ… ЖИЗНЬ…
Туземцы зашевелились. Одни встали и подошли ближе, разглядывая ящик, другие собирались кучками, шептались и уходили маленькими группами, разговаривая.
Гендерсон решил не рассказывать проповеднику, что говорила машина. Но это надо было прекратить.
— Отец Уинтон!
Проповедник наклонился и благосклонно взглянул на него.
— В чем дело, сын мой? — Он был моложе инженера, смугл, сосредоточен и уверен в своей правоте.
— Сын мой, — сказал машинный переводчик своим голосом приглушенного грома. Звуки прокатились и отразились слабым эхом от ближних лесов, и туземцы уставились на Гендерсона.
Гендерсон пробормотал ругательство. Туземцы будут считать его сыном Уинтона! Проповедник не знал, что это может значить.
— Не бранитесь, — мягко произнес Уинтон. — В чем дело, Гарри?
— Простите, — извинился Гендерсон, опираясь руками о край ящика. — Выключите его, хорошо?
— Хорошо, — прогремела машина. Проповедник выключил ее.
— Да, — произнес он, подаваясь вперед. Он был одет по-старомодному: в обтянутые темно-серые штаны и черную рубашку. Гендерсон ощутил смутную неловкость за свои шорты и открытую волосатую грудь.
— Отец, неужели вы думаете, что поступаете правильно, проповедуя этим людям? Переводчик еще не закончен, а о них мы еще ничего не знаем. Антропологи никогда не заговаривают с туземцем о его обычаях, пока не изучат его племени и образа жизни на протяжении двух-трех поколений. Я хочу сказать — вы чересчур спешите. Еще рано давать им советы.
— Я пришел, чтобы дать им совет, — мягко возразил Уинтон. — Им нужна моя духовная помощь. Антропологи приходят наблюдать. Они не вмешиваются в то, что наблюдают, так как тогда оно изменилось бы. Но я здесь не для наблюдений, а для помощи. Почему я должен ждать?
