— Ну зачем, зачем, нужно знать всех этих древних богов, их
родственников, кто с кем? По мне, хоть все со всеми.
— Чтобы кроссворды в поезде разгадывать, — отвечала Галя (та
самая юная особа, разливающая пиво). Вот представь: никто не знает
ответ, а ты знаешь. Значит, что?.. За тобой моральное превосходство.
Галя, как всегда, была мила и непосредственна. Ее не смущал
даже старик-гитарист, упавший со стула и державший ее за ногу в
колготках под короткой юбкой в рюшечках и безо всякого успеха
пытавшийся подняться.
Но вернемся назад, на верхний этаж педагогического общежития.
ДЕТИ СОЛНЦА
Постель еще несла на себе следы непринужденного вдохновения.
— У тебя было много парней? — спросил Женю Сережа, повер-
нувшись к ней, — кровать снова страшно заскрипела. Но комната
при свете утра потеряла всё, что казалось в ней ночью мистическим.
А вид из огромного окна на Ангару даже украшал ее. Идиллическое
чувство залило душу Сережи вместе с ранним солнечным светом.
Он встал и увидел в окне рыбаков. Они просто сидели и закидывали
удочки. Наркоманы и крысы за стенами утихли. Ненашев снова лег
и задумался о том, как же правильно и мудро устроена жизнь.
38
— Сколько у тебя было любовников? — снова спросил он.
— Что, мне при тебе их посчитать? — перевернулась на живот
Женя, словно бы ей так легче было думать.
— А с самым первым как? Страшно не было?
— Не, ни страшно, ни больно, ни фига. Я вообще тогда ничего
не чувствовала. Просто смотрела со стороны, как будто это не со
мной. Он подергается немного и лежит. А мне забавно за него.
— А где он сейчас — этот твой первый?
— Сидит.
— То есть как — сидит?
— А так. В колонии строгого режима, за совращение малолетних.
— Кого это он совратил?
— Меня и совратил.
Женя рассказывала:
— Там всё быстро произошло, мы летом жили на соседних дачах.
Ему за тридцатник, а мне тогда было тринадцать. Ну, он и стал к себе
в гости зазывать — я, говорит, к тебе с детства присматривался, еще
с тех пор, как ты на трехколесном велосипеде каталась и дула на
одуванчики. Ну, я и стала ходить к нему, думаю, нормальный такой
дядька, веселый, с шутками, всегда в тельняшке. На какой-то раз
он начал лапать. А мне, веришь, было все равно. Потом родители
узнали, догадались как-то, может, по глазам: я глаза прятала. Бегут, хватают, папа его крапивой выдрал, ремень его моряцкий в капусту
порубал. А тот орет, как резаный, бегает по огороду без трусов.
— И правильно, что без трусов.
— Да не, я понимаю, это же природа.
