действию. Наоборот, как правило, всячески ему не мешают.
Но я отвлекся. Когда вы раз за разом будете убеждаться, что
заглавие главы полностью не совпадает с ее содержанием или
полностью ему противоречит, вспомните это предисловие. Я кля-
нусь, что это не литературный трюк (литературщину я презираю), а попытка объясниться с миром на знакомом ему языке — языке, где всё можно пришить ко всему.
Не то чтобы я это любил…
А еще точнее — всё это возможные варианты общего заглавия
романа, сперва отвергнутые мною ввиду их чудовищной нелепости
и собственной неспособности придумать что-либо, что схватывало
бы его суть.
Не скрою, и нынешнее заглавие многим может показаться
странным, поэтому постараюсь, не кривя душой, разъяснить его
на самых первых страницах.
СРЕДИ ЭТУАЛЕЙ
В начале нынешнего (двадцать первого) века, весной, в Иркутск
привезли выставку фотографий прерафаэлитов. Одна фотография
называлась «Две девушки из богемы».
Юный Сережа Ненашев, наш главный герой, долго стоял
перед ней. Он думал о том, почему невинные девушки так по-
хожи на ангелов. Ангельскую природу они с возрастом теря-
ют, общаясь с мужчинами. Но что было бы: не будь мужчин?
Цивилизация ангелов. Сережа попытался представить себе
цивилизацию ангелов и задумчиво перешел в другой зал. Легче
6
представить амазонок, перерезающих мужчинам горло, чем го-
лубятню, где ангелы в перьях, как голуби, сидят и непрерывно
вертят головами — так резко, как будто не желают смотреть
только в одну сторону.
В музей Сережу провела одна усеянная родинками искусствовед-
ша, и провела не впервые. Родинки эти были не столько рассыпаны, сколько разбрызганы по ее пухлому телу. В них она была идеальна.
Уже не та свернувшаяся в шар, забившаяся в халат, двадцати пяти
годов недоучившаяся закомплексованная дура.
— Я не принимаю Леонардо да Винчи: он на казни ходил смо-
треть, на трупы…
Или:
— Художник Рафаэль (настоящее имя Рафаэль Санти) родился
26 или 28 марта 1483-го года.
— А дальше? — спросил Сережа.
— Дальше я еще не выучила.
— А как же ты в музее работаешь?
— На полставки.
Сережа так и не переспал с ней. Разумеется, как-то они лежали
в одной постели, она складывала на него то ноги, то руки, а он от-
талкивал их, считая, что это руки и ноги художника Морошкина, спавшего, на самом деле, в тот момент на кухне. Морошкину не
мешала ни неудобная поза, ни грохот музыки из динамиков. Он
видел своих покойных друзей, и они разговаривали с ним. Иногда
Морошкин приподнимал руку и тыкал вилкой в невидимую тарелку
