Если бы я был умнее, я, быть может, придумал бы, как поступить. Если бы я был глупее, я, быть может, вообще бы не задумался. Но я такой как есть! И мне, мне решать!
А может, все мои муки – это лишь доведенная до предела растерянность раба, не могущего отгадать, чего желает хозяин? Как бы угодить? Как бы не проштрафиться? Чего изволите? А он не отвечает, усмехается молча и только поигрывает плетью…
В окно струились, влетали запахи леса – волна смолистого, волна медового…
Тут Солт вдруг понял, что как мишень стоит у окна.
Бревенчатая стена, казалось, рухнула на него – так стремительно прянул он в дальний угол, заросший лохмотьями паутины. Больно ударился плечом. Сполз на пол. Затравленно озираясь, вжался в стену спиной.
Далеко сундук! Если сейчас заскрипят ступеньки крыльца… и распахнется дверь… и кто-то… с оружием… с оружием!
Внезапно он как бы увидел себя откуда-то сверху, представил, как жалко и нелепо выглядят его метания для того, кто знает ответ, и едва не застонал от унижения и стыда.
Что за мерзость! Почему в городе всем это кажется нормальным – эта дьявольская пытка… это издевательство… Разве нет иного выхода? А неизбежность гибели городов – не одного, так другого?.. Я ничего не знаю, но я чувствую, что ситуация эта подла и грязна с самого начала. Раз она обращает честность в подлость – она не имеет права существовать! Я и выигрывать-то не хочу такой ценой! Я не хочу проиграть, но и выиграть не хочу тоже. Кто все это измыслил, зачем?!
Да провались они, Сокровенные эти! Нет мне дела до них! Поди угадай, что им взбредет в головы! Надо быть собой и все. Это же так просто.
А что такое – я? Я – это честный, но не решающий? Или я – решающий быть честным? Или я тот, кто способен отказаться от победы, лишь бы не замарать ручки? Или я не считаю грязную победу победой? Или я – трус? Как же быть собой, не зная, что, собственно, я такое? Вот в чем надо разобраться прежде всего! Может, еще не поздно! Не в том, что от меня хотят, – в том, что я сам от себя хочу! И ошибиться нельзя! Нельзя ошибиться!!
Цепляясь за стену, он встал. Словно в бреду, двинулся к двери; распахнул ее, отчаянно оттолкнув от себя изо всех сил. На ватных ногах сделал по скрипучему крыльцу еще шаг и остановился, щурясь от жарко упавшего на лицо солнца.
Зеленое ликование, согретый покой. Беззвучный и невесомый перепляс бабочек над кипящей радугой луга. Басовитыми всплесками – пролетающее гудение шмелей. Выстрел медлил.
