Я нервничал, но не из-за событий связанный со мной. Я волновался за Амелию и ее сумасшедший план. Реакция отца могла быть разной: от холодного молчания до разбитого французского сервиза прямо со стола. Приглаживая волосы и добиваясь идеального укладки, я краем уха услышал, как затормозила машина у парадного входа. Отлично, шоу начинается.
Я уже спускался с лестницы, как услышал нотки недовольства в мамином голосе и улыбнулся.
— Амелия, ты… хорошо выглядишь.
— Брось мам, — сестра по очереди обняла родителей, — все в порядке, я знаю, что тебе не сильно нравится.
— Просто цвет уж слишком яркий.
— Это ты еще не видела яркий цвет, вот в прошлом году я была окрашена в алый цвет.
— Перестань доводить мать до инфаркта, — пригрозил пальцем отец, — скоро вообще лысой явишься.
— А такое вообще возможно? — Амелия расхохоталась, — Пап, я так соскучилась по твоим нравоучениям. О, Ромео, привет!
— Привет путешественница, — я изобразил удивление, — какими судьбами?
— Думаю, вы заскучали здесь, поэтому решила влить в коллектив свежих сил.
— И это чудесная мысль, — мама хлопотала вокруг сестры. — Давайте быстрее сядем за стол и обо всем поговорим. Мне так не терпится услышать, что нового творится в мире.
Мне лишь оставалось покачать головой и пройти в столовую вслед за ними.
И пусть не врут, что вампиры не употребляют человеческой пищи. Для нас она не является отравой, мы продолжаем чувствовать разнообразие вкусов. Просто все меркнет по сравнению с изысканностью крови. И наши обеды проходят точно так же, как и у людей. Нет никаких кровавых вакханалий и разорванных артерий прямо за обеденным столом. Все очень просто и как бы «по-человечески»: первое, второе и… бокал крови вместо компота.
Я почти не слушал беседу моей сестры с родителями и витал где-то в своих мыслях, периодически кивая головой и поддакивая репликам матери и отца. И все равно, как бы Амелия не старалась скрыть свои переживания за бесконечным галдежом, я прекрасно все чувствовал. А это означало то, что и от родителей тем более ничего не скрылось. Хотя мама и изображала крайнюю заинтересованность, в ее глазах виднелось беспокойство. Отец же как всегда трапезничал с непроницаемым выражением лица. И когда все меньше всего ожидали, он аккуратно промокнул салфеткой краешки губ и положив прибора на тарелку, произнес:
— И долго я еще буду слушать эту ерунду? Ведь это не то, что ты собиралась нам рассказать.
— Милый, будь мягче, прошу тебя, — мама положила свою ладонь поверх его, — дочка не успела вернуться, а ты уже принялся за нравоучения.
