Это было лето 1722 года. Единство народа, давшее трещину еще при жизни Тауке, теперь оставляло желать лучшего — участились межродовые распри, в ход пошли дубинки. Сорвиголовы и забияки с нечистой совестью, с рукой тяжелой так «защищали свою честь», что пыль в степи смешалась с кровью.
В начале лета Жомарт женил своего последыша Жаунбая. Он не стал искать невесту вдалеке, не засылал сватов в аулы, он женил младшего сына на Аршагуль, дочери Жумабека, который, прожив в его ауле десять лет, стал самым близким человеком для Жомарта. Узнав о том, что Казыбек-бий благословил эту черноглазую девочку, Жомарт присматривался к ней. Аршагуль полюбилась Жомарту своей скромностью и красотой, и он женил на ней Жаунбая.
Ему мечталось устроить большое торжество, чтобы эту свадьбу люди запомнили надолго. В ближайшие аулы он послал гонцов, дальние — известил через приезжих. Ему хотелось, чтобы общее веселье согрело его стареющее сердце.
Но из ближних аулов приехало мало гостей, а из дальних — вообще никого не было. Свадьба прошла скромно. Разве людей поймешь? Может, кому-то не пришлось по нраву, что Жомарт не взял богатую невесту, а женил своего сына на дочери безвестного простолюдина? Как бы то ни было, не исполнилась его мечта о шумной и богатой свадьбе, пыль не клубилась под ногами сотен скакунов, торжество не длилось долго.
Муторно стало на душе у Жомарта, и, когда приехал гонец, он был рад приглашению.
Батыр взял с собой Жоламана, Тынышбая, подумал — и захватил Куата.
В иные времена он выезжал на люди с огромной свитой: в ней было девять сыновей и девяносто пять джигитов, сейчас — всего их было десять человек.
Каждый сидел на отменном скакуне. Сам Жомарт красовался на вороном коне. Седло из толстой синей кожи с длинным потником было обшито бархатом, стремена сверкали серебром, даже кожаный подхвостник у коня — и тот был украшен. Палило солнце, но батыр не накрывал попоной жеребца. Он размышлял и понимал, куда и для чего он едет.
Юный Жоламан держался поближе к Куату. Его конь, по кличке Сулуккара, что означает Черная Пиявка, ехал беспокойной рысью, потому что юноша все время окликал батыра, старался с ним заговорить. Рядом с ними рысил неторопливо Тынышбай.
Тынышбай робел при виде своего мудрого отца, он не помнил, чтоб хоть раз поговорил с ним запросто. Вот и сегодня он хотел задать ему один вопрос, но не решался. Заметив это, Жомарт окликнул сына.
— Я вижу, ты хочешь расспросить меня о чем-то? Так говори смелее, ты же мужчина.
