Песнь моя — боль моя | страница 20
У ханабата{26} столпилось множество людей — один был именитее другого.
Ежегодно в пору бабьего лета Жомарт-батыр ступал на этот пыльный холм и неизменно восхищался ханабатом. Кругом лежала голая равнина, а на холме росли деревья. И там, в большом саду, стоял дворец чудесной красоты. Его бирюзовый купол, похожий на шанрак юрты, невольно приковывал взоры. Мраморный бассейн манил прозрачной водой. Жомарт не мог налюбоваться: все тот же уровень воды, четыре гидры из тяжелой бронзы едва касаются хвостами глади.
Под сводом голубого купола в просторном зале была приемная. Хан восседал на возвышенье, большая мраморная лестница тянулась к трону. Четыре тонких колонны изящно обрамляли трон, их связывали легкие решетки с тюльпанами из розового мрамора. Такое сочетание цветов ласкало, радовало глаз.
Прохладно было во дворце, рассеянный приятный свет струился с потолка. Вокруг стены тянулась длинная скамья из голубого мрамора. Вошедшие садились на нее согласно знатности и званью.
Жомарт искоса оглядел присутствующих. Хотя бы бровью кто повел. Каждый сидел каменным изваяньем, сверля глазами возвышавшегося над ними Тауке. Попробуй угадай их мысли.
Батыр тоже посмотрел на хана. Богатырского роста, грозный, непроницаемый, возглавлял он ежегодный диван. Лицо было хмурым, неестественно прямо сидел он на троне. Обращали на себя внимание острые скулы, клинообразная борода, островерхая шапка. Впалые щеки избороздили морщины. Колючие глаза пронизывали холодом. Еле заметным движением головы хан подал знак.
Неслышно отворилась боковая створчатая дверь, и в зал вошли несколько человек. Осанка у них была иная, кожа светлая, одежда скромная, но опрятная. Они бесшумно прошли по хорасанскому ковру, сняли шапки и, едва не касаясь правой рукой пола, низко поклонились хану. Жомарту понравилось, что гости не опустились на колени, как это водится, а поклонились стоя. Над плечом хана склонился кушбеги{27} и, огладив курчавую бороду, сказал:
— Посол Московского царя Петра Василий Кобяков.
Тауке молча кивнул, никак иначе не проявив внимания. Он и раньше знал Василия Кобякова. Восемнадцать лет назад Кобяков приезжал с послом Андреем Неприпасовым. С тех пор Василий не очень изменился — поседела его смоляная борода, он немного пополнел. Большое плечистое тело было по-прежнему крепким.
Царский посол невольно вернул Тауке к событиям минувших дней.
Казахско-русские отношения имели давнюю историю. При Касым-хане, сыне Азь-Джаныбека, а правил он в 1511—1523 годах, казахи сделались могущественными, им подчинился западный сосед — улусы ногайлинцев, к ним проявил интерес и русский государь, как раз покончивший с Ордой. Мирный договор с таким могучим ханством открывал русским дорогу на Восток. Россия была связана с Казахией еще со времен покорения Казани и Астрахани. Уже тогда для Москвы открылось два пути на Восток — один через Каму в Сибирь, а другой — юго-восточный — через Яик к Каспию. Две эти дороги, словно крылья гигантской птицы, охватили степи Казахии и прижали ее к груди России.