Бекей хотел подняться, но растерялся; он яростно хрипел, не зная, что сказать, а Мукатай, стегая плеткой по угольям, заговорил отрывисто и злобно:
— Ойбай! Это твои происки, Жомарт. Как мой заклятый враг, ты отдаешь сестренку недругу-киргизу. Моя спина запомнила твои удары. Огнем горит душа! Ты нападаешь из засады. Мы отомстим тебе, ойбай! Я тоже рожден найманом. И моя мать, как и твоя, Жомарт, ела парное мясо, родив меня. Сегодня я клянусь, что разорву твой ворот и в грудь тебе всажу кинжал. Идем отсюда, Боке. Скорее прочь от юрты нашего врага! И если честь в тебе жива, умри, но смой позор! Балаим, да станет прахом твое имя! Дочь — это враг — так говорилось в старину, — змея, что грелась на родной груди. От одного врага ползешь к другому. Прочь с наших глаз! Забудь сюда дорогу! Живой не возвращайся, слышишь?
Бекей и Мукатай вскочили в гневе на коней.
Через три дня Жомарт-батыр распростился с Корабаем и Балаим, послал сопровождать их отряд джигитов со старшим сыном Садырбаем.
Пришла весна, и позеленели склоны Аргынаты. Загорелись пламенем алые тюльпаны. У подножья, под большим раскидистым деревом, сидит Тасыбек. Всякий путник, проезжая, непременно отдыхает под тенистой кроной. Приветливо шелестят сочные зеленые листья.
Тасыбек снял овчинный малахай, отер ладонью пот со лба, вытащил из-за голенища чакчу-табакерку{22}, заложил за губу насыбай. С удовольствием процедил сквозь зубы зеленый сок. Опираясь о ствол дерева, он следил за парящим в небе коршуном. «Вот молодец, — думал Тасыбек, — как летит! Наверно, далеко видит, может, видит и меня. Посмотри, посмотри сюда. Я сегодня стал богачом! А что еще человеку нужно?»
Думая о своем богатстве, Тасыбек радостно смотрел на белую верблюдицу, стоявшую поодаль. Его выпуклые глаза просто светились от счастья. А верблюдица облизывала новорожденного детеныша, завернутого в старый чекмень, и временами издавала протяжный нежный звук.
И как не понять Тасыбека — у бедняка была единственная верблюдица, а сегодня богатство удвоилось. Верблюжонок вырастет, и Тасыбек возьмет за него даже не одну, а двух-трех лошадей… А лошадь… Крылатая мечта понесла Тасыбека в заоблачную даль, выше парящего коршуна.
— Ассалаумагалейкум!
Тасыбек быстро поднялся на ноги. Чья-то неожиданно подъехавшая лошадь захрипела от испуга и отпрянула назад. Всадник резко ее пришпорил.
— Ой, ты, Мукатай! Уагалайкумассалам! Куда путь держишь? — Тасыбек протянул ему руки.
