Ахтамберди поднялся, сложив надвое камчу, посмотрел на аргынов.
— О аргын, ты согласен с Аралбаем?
Бокенбай отвернулся, Умбетей не мог поднять опущенной головы. Единственное слово, решавшее судьбу Джандыра, застряло у них в горле. Произнести его означало выдать свою слабость.
— Таково наше решение…
Неизвестно, кто из аргынов сказал это.
— Аргын, я снова спрашиваю тебя: чтобы примирились наши племена, чтоб не осталось осадка вражды, вы решили поступить так? Я вас правильно понял?
— Да будет так.
— Повторяю еще раз: вы пришли к такому решению, чтобы восстановить мир и согласие, потому что считаете найманов своими родственниками?
— Да, мы так решили.
Ахтамберди заткнул камчу за пояс и вскинул вверх руки:
— Слушайте меня, люди! Я недаром трижды спросил, и аргын трижды повторил свой ответ. Вы были свидетелями. Я жаждал отмщенья, но встретился с несгибаемым мужеством. Ты готов был умереть, чтобы не обострять нашу вражду. — Он повернулся к юному храбрецу, подошел к Джандыру, помог ему слезть с коня и так же, как его отец, трижды поцеловал юношу в лоб. — Я восхищен тобой, сынок. Пусть сердце твое не дрогнет на поле брани, пусть всегда его заботит счастье народное. Ступай к своему отцу, Джандыр!.. Сородичи мои! — Ахтамберди встал. — Когда я согласился быть истцом в этой тяжбе, я хотел испытать вас. Мне хотелось узнать, станем ли мы врагами или останемся любящими братьями. Спасибо вам, что развеяли все мои сомнения. И вам спасибо, справедливые судьи, вы действительно были беспристрастными. Вы не растравляли наши раны, вы выслушали нас и склонили к правильному решению. Аргын поступил так, как и следовало поступить старшему брату. Если бы вы знали, как легко мне сейчас на душе, огромная тяжесть упала с нее целиком, не оставив даже слабого осадка. Я увидел, что мой сородич готов пожертвовать ради мира между нами всем, даже своим любимым сыном. Отныне да будет дружба между нами на все времена, а прошлые раздоры да будут погребены навеки! Ошаган-ага, я огорчил вас, вставлял вам палки в колеса, я готов отвечать за это и уплачу выкуп шелком и лошадьми. Видит бог, наша тяжба прекращена. Радость переполняет мою грудь, я благодарен вам за все. — Ахтамберди низко поклонился и сел на свое место.
— Вот это слова, достойные Ахтамберди!
— Многих лет тебе, жырау!
— И тебе спасибо, Аралбай! Ты верный сын своего народа.
Ошаган-бий поднял руку, и все умолкли. Он призвал к себе Ахтамберди и Аралбая.
— Ну вот, и вы помирились, аргын и найман! Сядьте-ка по обе стороны от меня. Кончилась ваша вражда. Как ни лютовал мороз, а засияло солнце и растопило лед. Оба вы с характером, но это даже радует меня. Никогда мне не приходилось судить подобную тяжбу. Хвала творцу, я теперь вернусь домой с чистой совестью. Не вижу за вами обоими вины. Думаю, что все присутствующие признательны и благодарны вам. Живите в мире и согласии. Скажу вам откровенно, на какой-то миг я усомнился в вас, почувствовал себя беспомощным, чем-то вроде живого мертвеца. Но, оказывается, зря я волновался, такие люди, как вы, найдут выход из любого сложного положения. А теперь вознесем нашу молитву всевышнему. — Ошаган-бий сложил ладони и провел ими по лицу. — Ахтамберди, ты верно понял меня, ты знаешь, как нелегко быть судьей, и я не сержусь на тебя. Я освобождаю тебя от выкупа, лучше устрой большой той, а шелк и скакуны пусть будут наградой в состязаниях. Пусть твоя радость, Ахтамберди, будет общей радостью. — Ошаган-бий повернулся к Аралбаю: — Аралбай-батыр, дай мне свои ладони! Вот тебе мое благословение. Пусть твои глаза всегда искрятся молодым огнем, да не потускнеют они от времени. Пусть в доме твоем будет достаток, а сородичи будут уважать тебя. Пусть в твоем роду будут поэты и батыры, чтоб твое благородство, смелость и честность повторились в достойных потомках. Я хочу, чтобы люди обращались к тебе за советом, за помощью, а ты врачевал бы их своей добротой и мудростью. Ты выбрал трудный путь и не сворачивай с него!
