Рядом с Бокенбаем молча сидел Аралбай-батыр. Увидев, как слезы текут по седой бороде старца, он не выдержал, резко поднялся, вышел на середину, свистнув плетью.
— Сородичи мои! Цвет трех жузов! Не пристало нам спасать свою шкуру, умоляя о пощаде. Честь народа, его спокойствие стоят человеческой жизни. Мы одолели немало скалистых перевалов, шагая по тернистым тропам жизни… Почему же сейчас робеем при виде небольшого холмика? Не будем углублять нашу вражду, отвратим беду. Ахтамберди-жырау, я понял, неколебим в своем жестоком решении, он высказал волю наймана. А я сын аргына, и я принимаю его вызов. Как ни велика цена, которую просит Ахтамберди, я не пожалею об этом. Мы должны жить в мире, и я не хочу, чтобы нас захлестнула ненависть. Итак, я согласен с твоим решением, Ахтамберди. Ты остаешься верен своему решению?
— Остаюсь верен, Аралбай-батыр.
— Сородичи, вы слышали его ответ, будьте свидетелями. А теперь слушайте, что я скажу. Люди рождают детей, чтобы продолжить свой род, чтобы они — их наследники — оперились, взмыли в небеса и потом нашли счастье в собственных детях. Нет для отца хуже горя, чем пережить своего сына. У меня есть единственный сын, я бы тоже хотел, чтоб он пожил на славу и получил все, что он хочет на этом свете, а не на том. Вот он здесь стоит. — Аралбай показал рукой на красивого юношу лет семнадцати. — Вот мой Джандыр, никого дороже его у меня нет. Ахтамберди, если ты требуешь кровь за кровь, возьми моего сына. Я приношу его в жертву ради мира между нами. Убей его, если у тебя рука не дрогнет!
— Это ужасно! Как он может так говорить!
— Чего не скажешь от отчаянья! — качали головами люди, но Аралбай, сверкнув орлиным взором, заставил собравшихся замолчать.
— Ты хочешь, чтобы я заплатил за смерть твоего джигита моей кровью. Пусть морда волка в крови, но, согласись, он слепое орудие судьбы. Поэтому завяжи глаза вашему лучнику. А ты, Джандыр, садись на коня и стой вон у того камня. Смелее, мой мальчик! Выбери своего человека, Ахтамберди, и осуществи намеченное. Глаза ему завяжешь сам, я верю в твою честность. — Сказав это, Аралбай подошел к сыну и трижды поцеловал его в лоб.
Джандыр молча согласился выполнить отцовскую волю, вскочил на коня и, подъехав к черному камню, остановился, гордо вскинув голову.
День клонился к закату. Алые лучи солнца осветили лицо отважного юноши, словно прощаясь с ним. Холодный сумрак уже полз по степи, чтобы сообщить людям страшную весть.
