Люди, до той поры спокойно обменивавшиеся мнениями, услышав ужасное требование Ахтамберди, потерянно смолкли. Тяжба, готовая завершиться мирно, вдруг разгорелась тревожным пламенем. Всем было ясно, что не мгновенная вспышка гнева движет найманами, в их угрозе таился призыв к кровавым междоусобицам.
Расстроенному Ошаган-бию тяжело было смотреть в глаза собравшимся, благородный старец просто сгорал от стыда. С ужасом и отвращением глядел он на найманов, которые неожиданно для всех так повели себя. Побледневший Ошаган-бий снял с бритой головы малахай, большим носовым платком вытер пот. Сердце его отвернулось от Ахтамберди, упорство найманов злило и настораживало старика. «Воистину темна человеческая душа», — с тоской думал Ошаган-бий. А он еще согласился быть третейским судьей, узнав, что истцом от найманов выступит Ахтамберди. Согласился потому, что жырау всегда беспокоила судьба народная. Ошаган-бий мог ждать подвоха от кого угодно, только не от него. А теперь запальчивые слова Ахтамберди дали делу новый неожиданный поворот.
Аргын Умбетей-жырау уже несколько раз подавал знак, что хочет держать речь. Наконец Ошаган-бий удовлетворил его просьбу. После небольшого вступления Умбетей начал говорить, буравя колючими глазами Ахтамберди и Кабанбая.
— Похоже, что вы приехали не разрешать тяжбу, а разжигать вражду. Слова не даете нам сказать и норовите припереть к стенке. Или вы забыли Кобланды-батыра? Ведь, убив Акжола, он рассорил три жуза. Надо наследовать у отцов хорошее, иначе бес раздора поселит промеж нас великую смуту. Зачем же вы вырываете колья у юрты нашего согласия? Разве мало горя хлебнули казахи? Зачем вы накликаете новые беды на наши головы? Конечно, в красноречии тебе многие уступают, Ахтамберди, — ты мастер клясться и бить себя в грудь. Почему же ты не употребишь свой талант и ум на другое: не подумаешь, как вернуть Алтай и Прииртышье? Ты вот сказал: кровь за кровь, но разве мы убили твоего воина? Откуда мог знать наш джигит, что вашего сопляка задерет волк, ведь парень связал жениха, только и всего. Это была вынужденная мера — ваш найман не дал бы им уехать добром. А раз виноват волк, с него и спрашивай. Разве повинны в этой нелепой смерти наши аулы, женщины и дети, которых ты хочешь истребить? Зачем ты расшатываешь устои отчей юрты, ведь ее кошмы и так готовы разлететься от бешеного ветра. Не накликай бурю. Нелегок долг дружбы, а ты подстрекаешь найманов против нас, как самый лютый враг. Терпимости тебе не хватает, вот что я скажу… Ошаган-ага, мы ждем от вас справедливого решения! — Так закончил свою речь Умбетей.
