— Как… как убрать? Там же их … там же их… родина! — закричала тетя Маня.
— Лебеди, любезная Марья Васильевна, нынче неактуальны. Нынче актуальны ковры с абстрактными мотивами классиков супрематизма, — с достоинством ответил дядя Ваня и вышел вон.
Вечером кроме обещанной политинформации и сортировки тети Маниных провинностей по мере убывания дядя Ваня сообщил, что подал документы в вечернюю школу.
— Я, ненаглядная Марья Васильевна, все настойчивей ощущаю биение научной жилки в своем еще не треснувшем организме. Призыв, так сказать, к благородной деятельности в области философских умозаключений, — так объяснил он свое горячее решение.
— А эти вот ваши заключения, из них что, из них вообще-то выпускают? — пролепетала ошарашенная тетя Маня.
— Ах, Марья Васильевна, Марья Васильевна, полевой вы мой цветочек! — укоризненно пропел дядя Ваня. — К чему демонстрация такой изощренной наивности! Вы прекрасно поняли, что я имел в виду претендовать на ученую степень кандидата наук университетского градуса.
— Градус — это хорошо… градус — это правильно, — засуетилась тетя Маня и вытащила из укромного места заветную поллитровку с козырьком. — Выпейте, Иван Сидорыч, полегчает.
Но дядя Ваня царским жестом отодвинул от себя и тетю Маню, и ее поллитровку.
— Прошу прощения, уважаемая Марья Васильевна! — с достоинством произнес он. — Прошу прощения за столь неуместное сравнение. Больше этого не повторится. Оговорка по Фрейду.
Тут тетя Маня поняла, что потеряла дядю Ваню навсегда.
Между тем дядя Ваня цвел и пах, чего никак нельзя было сказать о тете Мане. Она все больше можжевела, пока не превратилась в совершенно игольчатое существо. Нос, скулы, локти, коленки, тазобедренные суставы и мочки ушей заострились так, что тетя Маня приобрела странный вид облысевшего ежа. Жила она теперь по заповедям, обозначенным дядей Ваней на двух кусках ватмана. Один лист был повешен на кухне и гласил: «Мойте руки перед едой!» Второй висел в местах общего пользования. «Грязно не там, где пачкают, а там, где не убирают!» — было написано дяди Ваниным каллиграфическим почерком. Намек этот на избирательную стерилизацию пространства был воспринят тетей Маней буквально, поэтому она совсем не убирала там, где пачкали, зато без конца терла там, где не ступала нога человека, чем очень огорчала дядю Ваню. А что вы хотите, не каждая женщина разберется в таких хитросплетениях мужского ума. Можно сказать, что тетя Маня окончательно потеряла ориентацию и болталась по дому, как кура перед нерестом.
