В феврале, в самый пик зимы, мы отправились на север штата Вашингтон, в местечко под названием Метоу-Валлей. Жители Соединенных Штатов очень трепетно относятся к самым знаменитым президентам страны и обязательно отмечают их дни рождения. По такому случаю школы закрываются на целую неделю. Дэнни, Зоя и я отправились в небольшой коттедж немного попраздновать. Принадлежал он родственникам Евы, которых я ни разу в глаза не видел. Там было очень холодно, по крайней мере мне. Правда, днем, когда выглядывало солнце, я с удовольствием носился по снегу. В остальное время предпочитал полеживать у нагревателя, пока другие наслаждались прогулками на лыжах и прочими забавами. Ева была слишком слаба, чтобы ехать с нами, Максвелл и Триш остались с ней. Народу собралось много, и все оказывались друг другу какими-то родственниками. Мы занимали весь коттедж. Поначалу мы сопротивлялись поездке, но Ева настояла, сказав, что для Зои очень важно побыть в кругу родственников, поскольку она, Ева, как кто-то ей сообщил, скоро умрет.
Я подслушал ее разговор с Дэнни, и мне не понравилась ни цепочка ее рассуждений, ни выводы. Прежде всего, сообщение о скорой смерти, а во-вторых, заявление о том, что Зое будто бы требуется побыть в кругу людей, которых она не знает, да еще исключительно потому, что Еве уже недолго осталось жить. Нет, я не спорю, они, возможно, все люди прекрасные, в дутых штанах, куртках на овечьем меху и в свитерах, пропахших потом. Не знаю, может, и так. Только мне непонятно: почему они не могли собраться раньше? Зачем их компании потребовалось дожидаться смерти Евы?
Родственников понаехало навалом, и кто кому кем приходится, я даже гадать не стал. Только потом понял: все они друг другу двоюродные братья и сестры, хотя меня и смущала слишком большая возрастная разница между поколениями. Кое-кто из более молодых приехал не с родителями, а с дядями и тетями, а кое-кто из гостей вовсе оказался друзьями семьи. Зоя и Дэнни держались вместе, но в некоторых развлечениях участие принимали, к примеру в прогулках верхом на лошадях, в катании на санках. Общие обеды и ужины проходили весело, и хотя народ относился ко мне в общем индифферентно, за столом всегда находился желающий скормить мне кусочек-другой чего-нибудь вкусненького. Никто не гнал меня пинками из-под стола, где я обычно прохаживался во время ужина. Я, конечно, нарушал свой личный кодекс, но ведь то же делали и остальные — дети засиживались за полночь, а взрослые просыпались к полудню, как собаки. Совесть моя чиста, с какой стати я должен был сторониться всеобщей разнузданности?
