Обычно обстрел начинался, как раз когда они с Баби садились ужинать. Отец и дочь замирали, обратившись в слух, их отражения костенели в черном окне. Раздавался свист, затем звук взрыва – где-то там, далеко, можно вздохнуть с облегчением. Не их дом превратился в развалины, не им выпала судьба, задыхаясь от пыли и отчаяния, откапывать из-под руин близких – сестру, брата, внука.
Но ведь в кого-то попали. В кого? После каждого взрыва Лейла, читая молитвы, выбегала на улицу, вне себя от страха за Тарика.
Ночью Лейле не давали уснуть вспышки за окном, автоматные очереди, дом сотрясался от грохота разрывов. Порой ракеты заливали все вокруг таким светом, что можно было читать. Короткие беспокойные сны были наполнены огнем, изувеченными телами, стонами раненых.
Утро не приносило облегчения. Раздавался призыв муэдзина, моджахеды откладывали оружие, обращались лицом на запад и молились. Передышка была короткой – молитвенные коврики сворачивались, и война начиналась сызнова. Горы обстреливали Кабул, в ответ столица палила по горам, а жители беспомощно взирали на происходящее – как старик Сантьяго бессильно смотрел на акул, рвущих на части пойманную им рыбу.
Куда бы Лейла ни пошла, повсюду она натыкалась на вездесущих людей Масуда в поношенных паколях – они патрулировали улицы, досматривали автомобили, курили, высовываясь из танков, глазели на прохожих из-за мешков с песком, наваленных чуть ли не на каждом перекрестке.
Только теперь Лейла редко куда выходила. И неизменно ее сопровождал Тарик, которому, похоже, очень нравилось ее охранять.
– Я купил пистолет, – как-то похвастался он, сидя под грушей у Лейлы во дворе, и продемонстрировал покупку. – Полуавтоматическая «беретта».
Какой он черный и страшный, подумала Лейла.
– Я не в восторге, – сухо сказала она. – Оружие меня только пугает.
Тарик вертел в руках обойму.
– На прошлой неделе в одном доме в Карте-Се обнаружили три трупа, – проговорил он. – Не слышала? Три сестры. Их изнасиловали и перерезали глотки. Судя по следам, кто-то зубами сорвал у них с пальцев кольца…
– Я не желаю выслушивать такие ужасы. – Я не хотел тебя расстраивать. Только с этой штукой в кармане – оно надежнее.
Сообщать ей слухи он считал своим долгом телохранителя. Именно он рассказал ей, что ополченцы, засевшие в горах, тренируются в меткости, стреляя по живым мишеням – мужчинам, женщинам, детям, им все равно по кому, – и делают при этом ставки. Именно Тарик пересказал Лейле, что ракеты нацеливают на автомобили – только почему-то не на такси, – и все теперь бросились перекрашивать свои машины в желтый цвет.
