Позвали наметчика, и, как только тот опустил свой полосатый шест, металлический его конец сразу воткнулся в грунт.
— Осередок! — сказал капитан. — Только этого и не хватало!
— На нем она и засела, — добавил лоцман, удивленно встряхивая бородой. — Ну чисто примороженная!
— А Коняхин меня уверил, что на плаву она, — развел руками капитан. — Как же это так?
— Значит, обмишулился, — пожал плечами лоцман. — Э-эх вы! — высунувшись из рубки, вдруг принялся он стыдить плотовщиков. — Вам бы, горе-плотогоны, не соймы гонять, а воду мутить да лягушек давить!
— Оставь их, им и без того не сладко, — вступился капитан. — Лучше вот давай прикинем, что будем дальше делать?
— Потянуть надо ее покрепче, авось сойдет.
— Пока тягаем, «Пролетарий» на Волгу выйдет. Чего доброго, еще ухватит большую сойму для Камской ГЭС.
— Он и ухватил бы, да начальство не доверит. Там, в Юрьевце-то, понимают что к чему.
— Большую сойму нам сулили, да, пока здесь чикаемся — возьмут да отдадут кому-нибудь. Эх, придумать бы чего-нибудь такое…
— А не посвистеть ли «Пролетарию», — поразмыслив, предложил лоцман. — Он, чай, еще далеко-то не ушел, — небось, услышат. Двойной-то тягой мы бы ее, треклятую, вытянули, как дедка с бабкой репку.
— Нет! — отрезал Красноперов. — На своем горбу плот поволоку, а кланяться Плицыну не буду!
— Как бы он еще нам кланяться не стал! — торжествующе крикнул снизу старший штурман. Точно приглашая капитана и лоцмана порадоваться вместе с ним, Коняхин даже вскинул руку с полотенцем. — Слышите? Свистит!
С реки донесся далекий зов:
— Ту-ту-ту-у-у!
«Пролетарий» — капитан узнал его по гудку, как узнают человека по голосу, — звал на помощь.
«Теперь ты от нас далеко не уйдешь», — подумал Красноперов, подавляя мстительную радость.
— А пока попробуем колесами размыть песок!
— Навряд ли что получится, Григорь Григорьич, — усомнился лоцман.
— Что, и ты, как твой земляк Коняхин, боишься брючки замочить? — съязвил Григорий и, сбежав с мостика, прыгнул на сойму.
В том месте, где сойма навалилась на песок, оказалась небольшая, но достаточно глубокая промоина. Григорий крикнул лоцману, и тот осторожно ввел в нее буксир. Велев отдать на сойму чалки, капитан приказал работать задним ходом. Вода под колесами забурлила, как в котле, сделалась грязно-рыжей. Пароход качался от сдержанного стремления сдвинуться, и даже громоздкая сойма подрагивала мелкой дрожью…
Когда капитан, потный и забрызганный мокрым песком, но довольный тем, что дело сделано и сойма на плаву, поднялся на мостик, уже начало смеркаться. Лоцман стоял в рубке с видом человека, не признающего случайных удач.
