Пути и судьбы | страница 27
Кланя вдруг заревела, громко, с причитаниями.
— Прошу вас, встаньте, пожалуйста, — заволновалась учительница. — Скверно получилось с этими дровами, но я вас не виню… сама не рассчитала… Не надо, Кланя… что за вытье?
Заметив меня и Пашку, она с какой-то грустной ласковостью улыбнулась и тихо вымолвила, так что мы едва расслышали:
— А вам, ребята, придется в Ленинград… одним… Очень бы хотелось вместе, да где уж мне теперь…
Поздно ночью к нам постучалась Кланя. И я слышал сквозь сон, как бабушка Аксинья открывала свою укладку, шуршала новыми материями и говорила строгим голосом:
— На-ка вот, возьми. Прикроешь тело-то… Себе на саван берегла, да ей, болезной, скорей спонадобилось…
Я вскочил с постели и заплакал. Горько, отчаянно. Так я не плакал, даже когда узнал, что отец мой сгорел в подбитом танке.
Мы хоронили ее всей школой, всей деревней. Хоронили без речей, без музыки, без отпеваний. И нет над ее могилой ни камня, ни креста, ни надписи. Только заросший холмик да куст сирени. Да еще в нашем школьном музее хранится ее медаль «За оборону Ленинграда».
А МАТЬ ВСЕ ЖДЕТ
«Ни шагу назад! Стоять насмерть!»
Смысл приказа Верховного Главнокомандующего был настолько ясен, что в Н-ском полку стали спешно готовиться к наступлению.
Перед самым броском через один из низовых притоков Волги решено было «пощекотать» фрицев боевой разведкой.
«Щекотка» немцам не понравилась. По своему обычаю они стали обходить разведывательную роту с флангов, чтобы зажать ее в клещи. Разведчики сумели вырваться, но враг опять начал тревожить фланги. Единственно возможным средством избежать новых клещей был немедленный отход, и рота с тяжкими боями отступала на восток.
На переправе у старого моста решили выставить заслон. Под его защитой рота не только переправилась к своим, но и сумела оторваться от противника. Отходя, солдаты слышали трескотню немецких автоматов, рев прорвавшегося танка, хлесткие удары ПТР и взрывы противотанковых гранат. Потом все стихло.
Вскоре рота влилась в свой полк. И хотя потери были велики, операцию признали успешно выполненной. Должно быть, это и в самом деле было так, потому что немцы дальше не пошли.
О судьбе стрелков, оставшихся в заслоне, — трех бойцов и командира — никто ничего не знал. Все были уверены, что их нет в живых. Но погибли только трое. А четвертый…
Он лежал на мокром песке у кромки берега, и волны с тихим шелестом плескались вокруг него. Они касались его рук, лица. Они глухо и встревоженно шептались. Было в их шепоте что-то враждебное.