— Не надо! Не хочу!
— Чего же ты хочешь, Танечка?
— Хочу, чтобы больше не стреляли… чтобы они ушли…
— Они уйдут… Мы их обязательно прогоним. Только ты поешь. Сейчас не хочется — поешь потом. Но только обязательно.
Приду с работы — она лежит и грустно улыбается. Опять не ела. Но вот как-то попросила есть. Сама. А есть было нечего. Я сварила суп со стеариновой приправой, кисель из ягод бузины. Она поела.
«А теперь ручки под щечку и засни. Я скоро приду».
Она заснула. В тот день работу часто прерывали воздушные тревоги. Я вырвалась с завода только к ночи. Поднимаюсь по лестнице, а сердце так и бьется, так и стучит. Открываю дверь, кричу: «Танюша!» Не отзывается. Подхожу к кроватке: лежит моя Танюша — ручки под щечку — и не дышит.
С кладбища я не дошла. Посреди улицы вдруг закружилась голова. Упала, споткнувшись на ровном месте, и уже не встала. Увидели девушки-дружинницы и отвезли в больницу. Там меня немножко подлечили и отправили на поправку в тыл. Так вот я к вам и попала.
Она устало опустилась на пустую парту, прикрыла рукой глаза. И долго сидела так. Потом сказала с какой-то непонятной строгостью:
— А теперь, дети, все… Итак, на чем мы остановились?..
Урок продолжался.
Учительнице шли письма. Много писем. Были нарядные, с большими невиданными марками, были грубые, неумело склеенные из серой бумаги, а больше всего присылали треугольников со штампом.
— Что вам пишут? — спрашивали мы. — Скоро кончится блокада?
— Не могу вас ничем порадовать, ребята, — вздыхала учительница. — Никогда еще ленинградцам не было так трудно, как теперь. Говорят, Гитлер приказал город разрушить, а всех людей уморить голодом. Каждый день обстрелы из больших орудий, бесконечные налеты. Кругом развалины. Не щадят ни Адмиралтейства, ни Эрмитажа, ни Исаакия. Девушки-дружинницы мне пишут, что живых людей на улицах почти не встретишь, а трупов стало так много, что их не успевают увозить. Голод косит людей. И холод. Ослабеет человек и закоченеет посреди улицы или в своей нетопленной квартире. Один мой знакомый скульптор — он делал разные фигуры из дерева — сжег в печке всю свою мебель вместе со столом и стульями, все свои скульптуры, но так и не смог согреться…
— А давайте пойдем в лес, — вдруг предложила Любочка, — нарубим дров и отправим в Ленинград тому скульптору. А он нам за это пусть Буратину вырежет.
— А как ты переправишь свои дровишки через линию фронта? Может, за ними специальный самолет пришлют? — смеялись мы над девочкой. Любочка уже готова была расплакаться, но тут вмешалась учительница.
