— Слышь-ка, помещичью землю и луга безвозмездно в мужицкие руки!
— Да это ж солдаты с фронту! Они знают, какая теперь власть нужна!
Кто-то комментировал речь оратора:
— Труженик-крестьянин сочувствует нашей программе.
— Верно!
— Мы, рабочие и крестьяне, справимся с делами без помещиков и капиталистов!
— Справедливо!
И опять тихая сочувственная разноголосица:
— Пусть сам князь с этими керенками до ветру ходит!
— Слышь-ка, военно-революционный отряд!
— Подожди, дай послушать, что новая власть продиктует!
— Правильно! Сноп без перевясла — солома, так и народ без начальства!
— Кто сочувствует и может держать в руках оружие, вступай в отряд!.. Ясное дело: кто не с нами, тот против нас!
— Хватит дезертирам в банды собираться.
— Правильно! — густо разлилось по толпе. — Мы за твердую власть, но за рабочую, за крестьянскую!
Когда Северьянов закончил свою речь по первому вопросу, вперед вышел молодой человек в короткой нерусской шинели голубого цвета, в лаптях с новыми оборами, закрученными крест-накрест по рыжеватым онучам. На голове вместо фуражки — густая копна черных, как деготь, волос.
— Я есть военнопленный… Словен. Юзеф Лаврентьич. Можно мне ваш отряд?
Северьянов, стоявший не очень твердо на ступе, обернулся. Вордак одобрительно кивнул головой. Стругов вперил испытующие свои глаза в военнопленного.
— Только у мене нет винтовка! — упавшим голосом и краснея признался Юзеф Лаврентьич. — Я работаю в имении.
— Оружие найдем! — перебил его весело Вордак, сдвигая папаху на лоб.
Из толпы выступил высокий парень в шинели с черными петлицами.
— Мы с ним из Березок, — кивнул он на военнопленного и положил исписанный листок перед Ковригиным — заявление о приеме в Красноборскую ячейку сочувствующих большевикам.
— Винтовка есть? — спросил тихо Ковригин парня из Березок.
— Есть карабин.
У стола стали подстраиваться в затылок друг другу желавшие вступить в военно-революционный отряд и в ячейку. Стругов сказал что-то Вордаку. Вордак передал его слова Силантию. Поглаживая ладонью черный ком своей бороды, Силантий шепотом передал словесную эстафету Ковригину.
— Товарищи, президиум предлагает, чтобы не задерживать докладчика целый час на ступе, запись производить после решения по второму вопросу.
Передние ряды колыхнулись:
— Правильно! Повремени!
— Которые стоят в очереди, — возразил, улыбаясь, Северьянов, — те пусть запишутся. За эти минуты я в обморок не упаду.
Ковригин начал записывать стоявших у стола. Кое-кто из ожидавших своей очереди недоверчиво посматривал на его офицерскую шинель. Это те, которые не знали, что отца Ковригина в деревне называли бессменным поповским батраком.
