Разливая чай гостям, Ариша ни на кого не глядела. Движения ее были наполнены сознанием ответственности, налагаемой положением молодой хозяйки. Она, казалось, и гордилась своей хорошо развитой грудью, и стыдилась того, что вот она уже невеста на выданье. Глубоким дыханием, похожим на тихие вздохи, отвечала на короткие, но зоркие взгляды Северьянова. Подавая ему самую большую белую чашку с красными звездочками, Ариша в упор глянула на него. Хоть и недолог был этот черный взгляд, но Степан не выдержал его и потупился, принял чашку и стал помешивать оловянной ложкой пустой чай. Она заметила его смущение и украдкой улыбнулась. Расставив перед всеми гостями налитые чашки, встала на свое прежнее место за самоваром и будто окаменела.
«И мысли и чувства у нее спрятаны, как огонь под золой», — продолжал думать о ней Северьянов, отхлебывая ложкой малиновый чай. Ариша сравнивала его со своим единственным: «Маркел нахальный, а этот — стыдливый, и неправду говорила Прося, что он отчаянный. Он смелый, но добрый». Она чувствовала, что лицо ее запылало. Не хотелось выходить из своей засады. «Увидит, догадается, что я очень волнуюсь. Ах, боже мой, дядя Силантий уже выпил свою чашку! А он на меня смотрит!». Ариша собралась с духом, вышла все-таки из своей засады, приняла от дяди чашку, налила ему одного черного, как кровь, малинового отвару. «Кончилась моя спокойная жизнь». На ее счастье, кто-то вошел в хату, и взгляды всех устремились к нему.
— Корней Емельянович! — встал приветливо, но не теряя собственного достоинства, гостеприимный хозяин. — Милости прошу! Ариша, дай прибор! Это нашего князя Куракина бессменный лесник, — представил хозяин нового гостя Северьянову. А обратившись к леснику, сказал: — А это наш новый учитель.
— Солдат? — фамильярно рукаясь с Северьяновым и пошатываясь, выговорил лесник. Он был изрядно навеселе и, как многие тихие и покорные в трезвом виде, вел себя сейчас не в меру развязно.
— Теперь молодежь — все солдаты, — вставил со вздохом хозяин. — Кто воюет за родину, кто раненый, кто демобилизованный, а кто просто по своему усмотрению в самовольной отлучке.
Силантий поднял на кончиках пальцев блюдце.
— На свою голову царь всех под ружье поставил. — Ехидно ухмыльнувшись, отхлебнул из блюдца два глотка и добавил: — Само на себя царское правительство в кнут узлов навязало.
Семен Матвеевич, сидевший рядом с учителем, толкнул его тихо локтем в бок:
— Жених, скажи и ты что-нибудь! Вишь, Аришка как на тебя воззрилась: ума твоего девка пытает.
