— Ангаджоркакв издала звук великой печали, — проговорил он, подавая женщине кость, которую принес с собой. — Вот посмотри, я сделаю из нее свисток, на нем будет уларуакв, и звуки будут выходить у него изо рта.
Ангаджоркакв оттолкнула его руку, не желая слишком быстро расставаться со скорбью.
— Сейчас зима, сейчас темно, но волосы эрквигдлитки словно солнце освещают паукарут. Мы едим, и смеемся, и нам тепло. А теперь… — она застонала, раскачиваясь из стороны в сторону… — теперь Армун уйдет, и светлые мальчики с ней — вокруг станет темно.
Калалекв открыл от изумления рот.
— Но они не могут уйти, — проговорил он. — Когда задувает метель, смерть, разинув пасть, караулит возле паукарута. Тот, кто ушел из паукарута, ушел к ней в зубы. Они не уйдут, и нечего плакать.
— Весной, — проговорила Армун, — мы уйдем весной.
— Видишь, — отвечал Калалекв, поглаживая Ангаджоркакв по шерстке, чтобы успокоить. — Видишь, они остаются. Лучше съешь чего-нибудь. Они остаются.
Парамутаны жили только сегодняшним днем, наступление каждого нового утра было для них удивительным праздником. Армун молчала, — ведь она уже решилась. Они уйдут, как только достаточно потеплеет. Она вылизала пальцы дочиста. Надо есть, чтобы хватило сил на дорогу. Ведь придется идти далеко на юг.
Ночью метель прекратилась, и, когда утром Калалекв раздвинул шкуры на дымовом отверстии, внутрь хижины проник тоненький луч солнца. Все обрадованно заголосили и принялись разыскивать в кучах шкур свою одежду, разражаясь хохотом, если под руку попадались чужие вещи. Пурга продержала их взаперти невесть сколько дней, и дети повизгивали от нетерпения. Крепко держа извивающегося Арнхвита, Армун натягивала на него нижнюю одежду с мехом внутри. Сверху надевались более толстые шкуры, потом капюшон, теплые сапоги, рукавицы — все, что помогало выжить здесь, на крайнем севере.
Калалекв ползком, пыхтя, пробивался наружу сквозь снег, навалившийся у окончания выходного тоннеля. Вход осветился, потом потемнел, пока Калалекв выбирался — и наконец внутрь хлынул яркий свет. Внутри опять начался смех, все подталкивали друг друга к выходу.
Армун сначала отпустила мальчиков и последовала за ними. Выбравшись наружу, она прикрыла глаза ладонью. После сырого тепла паукарута, запахов мочи и тухлого мяса, свежий воздух был восхитительным.
Вокруг белыми холмиками были разбросаны паукаруты. Из них на солнечный свет выползали парамутаны, криками и смехом приветствуя друг друга. Огромной бледно-голубой чашей накрывало их небо, по которому нетерпеливо ползли редкие облака, за краем льдов оно тонуло в темной синеве океана. Лодки возле края воды были завалены снегом.
