– Сделай, – кивнул Тенуин.
– Начинается… – Охотник поморщился.
Скривившись, начал вышагивать вдоль стола. А потом замер. Понял. Сделал еще несколько шагов, но уже без кривляний, внимательно слушая.
Доски под грондами охотника скрипели как-то странно. С небольшим запозданием. Между его шагом и скрипом половиц был краткий промежуток. К тому же звук получался тихий, почти отдаленный, будто от чьих-то шагов над нами – на третьем этаже. Казалось, там кто-то в точности повторяет движения Громбакха.
Миалинта с подозрением посмотрела на потолок.
– Уходим, – позвал Тенуин.
– Здравая мысль. – Громбакх первым пошел в коридор.
– Что все это значит? – спросила Миа.
– Просто звуки, – неопределенно ответил Тен. – Нас это не касается.
– Как скажешь…
Уходили поспешно, не задерживаясь, не оглядываясь. Хотели скорее покинуть дом, оказаться на улице.
Я шел последним. Подходя к лестнице, взглянул на пролет, ведущий к третьему этажу. Отчего-то захотелось подняться в этот мрак. Ощутить его пыльное прикосновение. Почувствовать, как он обволакивает, прячет от проблем, от суеты, загадок, странностей… Чем больше я вглядывался в царившую на третьем этаже темень, тем глубже дышал. Каждый вдох приносил успокоение. Просто пойти наверх. Один шаг за другим. Одна ступень за другой. Нырнуть в темноту. И ни в коем случае не вскрывать ставни. Замереть неподвижной фигурой. И стоять в отрешении. Просто стоять…
– Эй! – позвала Миалинта.
Я растерянно посмотрел на нее, будто вырванный из дремы.
– Идем!
– Да, да… Иду.
Несмотря на жаркое солнце, вновь оказаться на улице было приятно. Из головы разом испарилась всякая сонливость.
Когда мы вышли на дорогу, из дома вновь донесся скрип; на него уже никто не обратил внимания. Нужно было двигаться дальше. Сейчас, день спустя, сидя на веранде в ожидании следопытов, я вспомнил и тот дом, и те скрипы, заодно вспомнил, что охотник до сих пор не сменил повязку.
– Гром.
– Идут? – Охотник оживился.
– Нет, я о другом. Тебе надо сменить повязку.
– Да, надо, – неожиданно согласился охотник.
Значит, в самом деле, рана, полученная от бихчахта, так до конца и не зажила, тревожила.
– Я помогу. – Миа подтянула заплечный мешок. Достала из него сменную рубашку, которую еще в Лаэрноре начала рвать на тряпки для охотника.
– Долго они там? – Громбакх с радостью расшнуровал цаниобу и порпуну, приспустил их до пояса. Должно было пахнýть горячей прелью немытого тела и защитных трав. Но запахов, несмотря на жару, по-прежнему не было. – А то я… усну скоро, – выдавил он сквозь долгий влажный зевок.
