Мамочка всегда называла меня страшной, уродливой, мерзкой. С самого раннего возраста, даже еще до того, как я приобрела шрамы. Поэтому я была рада, что предстоят перемены. Взволнована. Я — чистый холст.
Вечером, моя поврежденные руки, я посмотрела на себя в зеркало над раковиной. Вот я, Элеанор Олифант: длинные, прямые каштановые волосы до пояса, бледная кожа, лицо, изрезанное письменами огня. Слишком маленький нос и слишком большие глаза. Уши: ничего особенного. Примерно среднего роста и такого же среднего веса. Я изо всех сил стремлюсь во всем быть средней. Слишком уж часто на меня обращали внимание. Пожалуйста, проходите, здесь нет ничего интересного.
В зеркало, как правило, я гляжусь нечасто. Но шрамы тут абсолютно ни при чем. Дело в тревожащем меня наборе генов, который смотрит на меня оттуда. Я вижу слишком много мамочкиных черт. В своем лице я не могу разглядеть ничего от отца, потому что никогда его не видела, и, насколько мне известно, фотографий его не существует. Мамочка почти никогда о нем не упоминала, а в тех редких случаях, когда все же приходилось, называла не иначе как «донором гамет». После того как я нашла значение этого слова в «Новом кратком Оксфордском словаре английского языка» (от греческого γαμέτης, то есть «муж», — может, это юношеское этимологическое приключение стало той искрой, которая воспламенила во мне любовь к классической филологии?), я в течение многих лет размышляла об этом странном стечении обстоятельств. Даже в столь нежном возрасте мне было понятно, что искусственное зачатие представляет собой антитезу необдуманной, спонтанной, незапланированной беременности, и что принять подобное тщательно взвешенное решение может только серьезная женщина, самоотверженно стремящаяся стать матерью. Опираясь на факты и мой собственный опыт, я просто не могла поверить, что мамочка относилась к их категории, что ей до такой степени хотелось ребенка. И, как выяснилось позже, была права.
В конечном итоге я набралась храбрости и напрямую потребовала рассказать об обстоятельствах моего создания и дать исчерпывающую информацию об этом мифическом доноре сперматозоидов, моем отце. Как и любой другой ребенок на моем месте — а если учесть мои обстоятельства, может, даже больше, — в своем воображении я уже наделила моего отсутствующего родителя определенной внешностью и характером. Мама хохотала до упаду.
— Донор? — переспросила она. — Я что, в самом деле так сказала? Радость моя, это же просто
