– Дозволь слово молвить, царь-батюшка! – неожиданно выпалил подьячий.
– Ну, молви!
– Знаю я мастера одного…
– Ты что, белены объелся! – громыхнул Вельяминов. – Да ты хоть знаешь, что это за пистолеты и какова им цена?..
– Погоди, – остановил я своего окольничего, – что за мастер?
– Первушка Исаев, из Оружейной палаты.
– Да какой же он мастер? – вмешался Квашнин. – Слыхал я о нем, в подмастерьях у пищальников ходит.
– И до седых волос ходить будет, ибо, чтобы ученика выпустить, мастер должен его инструментом снабдить, а тот немалых денег стоит! – не уступал Анциферов.
– Ладно, – прекратил я спор, – пистолеты все одно не стреляют. Вот тебе первое задание, парень: найдешь мастера, чтобы починил… тогда и посмотрим, на что ты годишься. Зовут-то тебя как?
– Первушка!
– Что, опять Первушка? Крестили-то хоть как?
– Акакием!
– Ох ты, прости господи! Ладно, Первак так Первак.
Поняв, что разговор закончен, Анциферов подхватил тяжелый пистолет и опрометью бросился вон. Я невольно улыбнулся ему вслед: парень, похоже, дельный и старательный. В лепешку расшибется, а порученное выполнит. Надо будет к нему присмотреться, но это потом, а сейчас предстоит разговор с «господами министрами». Кстати, слова такого еще нет, и мои приближенные немного пугаются, когда я их так называю.
– Ну что, Никита Иванович, – спрашиваю я Вельяминова, – к выступлению все готово?
– Все, государь, – кивает окольничий. – Объявлено, что через неделю – большой смотр всему войску. Сразу никто ничего и не подумает, а потом уж поздно будет.
– Ну и славно, а то что-то засиделись мы. Правильно я говорю, Семен?
– На все твоя царская воля, – вздыхает московский дворянин, – а только не маловато ли у нас сил с королевичем воевать?
– А больше все одно не будет, – усмехнулся я, – страна в разорении, и те войска, что есть, из последних сил содержит. Потому и хочу не мешкая вперед выступить, чтобы разорения больше не допускать.
– Так-то оно так… – качает головой Квашнин, – но все же лучше пусть королевич к Смоленску подойдет да станет в осаду. Может, сдуру на приступ пойдет – глядишь, и сил у него поменее станет.
– И распустит отряды своих панов по окрестностям! Нет уж, Семен, больше нельзя эту саранчу на Русь пускать. Погуляли и будет.
– У Прозоровского почти восемь тысяч ратных… – как бы невзначай роняет Вельяминов.
– Продолжай-продолжай, что замолк?
– Если Владислава зажать между смоленскими стенами и нашим войском…
– С ним Ходкевич, – не соглашаюсь я, – не полезет он в такую ловушку. Бросит обозы и вывернется ужом. Нет, надо ему такую приманку предложить, чтобы он заглотил не раздумывая. Чтобы против его непобедимой кавалерии пехота стояла, как шведы при Киргхольме.
