Один, запрокинув голову, залпом пил виски. В мутном желто-красном свете электричества поблескивал край бутылки. Затем опорожненная бутылка, стуча и подпрыгивая, зигзагом покатилась по проходу. Рыбаки только подняли голову и проводили ее глазами. В углу кто-то сердито заворчал. Сквозь шторм слышны были обрывки слов.
— Все дальше от Японии... — сказал кто-то и вытер локтем иллюминатор.
Печка «нужника» только чадила. Как будто по ошибке брошенные в холодильник вместо кеты и горбуши, здесь дрожали от холода живые люди. Над люком кубрика, прикрытым брезентом, грузно перекатывались волны. Каждый раз от железных стен «нужника», точно от барабана, исходил ужасный грохот. Иногда на стены, за которыми спали рыбаки, обрушивались тяжелые толчки, словно кто-то сильный бил в них снаружи плечом.
Пароход был похож на кита при последнем издыхании, который судорожно мечется по бушующим волнам.
— Обедать! — крикнул, приложив ладони трубкой ко рту, повар, высунувшись из-за двери. — Из-за шторма супа не будет.
— А что будет?
— Тухлая соленая рыба, — скривились лица. Все поднялись. К еде они относились серьезно, как арестанты. Ели жадно.
Поставив миску с соленой рыбой на скрещенные ноги, дуя на пар, они запихивали в рот горячий рис и языком торопливо перекатывали его во рту. От горячего из носу текло и чуть не капало в миску.
Во время обеда вошел инспектор.
— Не набрасываться на еду! В такой день, когда нельзя работать, обжираться нечего.
Оглядев полки, он повел плечом и вышел.
— Какое он имеет право так говорить! — пробурчал рыбак из студентов, осунувшийся от морской болезни и непосильной работы.
— Да и что этот Асагава! Он для краболова или краболов для него?
— Император высоко, так нам все равно, а вот Асагава — тут уж извините.
С другой стороны послышался резкий голос:
— Не жадничай из-за миски-другой! Вздуть его!
— Здорово! А если скажешь это при Асагава, совсем будет здорово.
Рыбаки волей-неволей, хоть и со злобой, засмеялись.
Ночью, довольно поздно, инспектор, в дождевике и с фонарем в руке, вошел в помещение чернорабочих. Судно качало, и он продвигался между спящими, хватаясь за перекладины нар. Он бесцеремонно поворачивал и освещал фонарем головы, перекатывавшиеся с боку на бок, как тыквы. Рыбаки не проснулись бы, даже если б их стали топтать.
Окончив осмотр, инспектор остановился и щелкнул языком, точно спрашивая: что же теперь делать? Но сейчас же направился в кухню. В пляшущем веерообразном луче фонаря то появлялись, то снова исчезали во мраке нары, резиновые непромокаемые сапоги с длинными голенищами, куртки, висящие на столбе, корзины. Потом свет, дрожа, на минуту застыл у его ног и в следующую минуту кружком, как от волшебного фонаря, упал на дверь кухни.
