С тех пор как они отплыли из Хакодате, уже на четвертый день, от грубой однообразной пищи и вечно одинакового супа у всех студентов здоровье стало сдавать. Ложась спать, они поднимали колени и пальцем пожимали друг другу голень. Они проделывали это по нескольку раз в день, и от того, поддавались мускулы или нет, их настроение мгновенно прояснялось или мрачнело[7] . У двоих-троих голень уже немела, точно от слабого электрического тока. Свесив ноги с полки, они били ребром ладони по колену, пробуя, дергается ли нога.
К тому же случалось, что по нескольку дней у них не было стула. Один из студентов пошел к доктору за слабительным. Вернулся он бледный от негодования.
— Такой, говорит, «роскоши» у них нет!
— Видно, этот пароходный врач — штучка!..—сказал старый рыбак. Горняк проговорил:
— Все они хороши! У нас на шахте врач тоже был штучка.
Когда рыбаки уже лежали вповалку, вошел инспектор.
— Что, уже спите? Слушайте: получено радио, что «Титибумару» затонул. Подробности неизвестны. — Скривив губы, он сплюнул. Это вошло у него в привычку.
Студент сейчас же вспомнил то, что слышал от боя. Негодяй! Хладнокровно говорит о жизни нескольких сот человек, которых он убил своей собственной рукой. «Утопить его мало!» — подумал он.
Все приподнялись. Начались шумные разговоры. Инспектор повел плечом и ушел, не прибавив ни слова.
Чернорабочий, пропавший без вести, был пойман два дня назад, когда выходил из-за котла. Он прятался двое суток, но проголодался и не вытерпел. Поймал его пожилой рыбак. Молодые рыбаки рассердились и грозили его избить.
— Вот пристали! Сами не курите, так и не понимаете, что значит табак. — Держа две пачки «Батт», он со смаком затягивался.
Чернорабочего инспектор раздел до рубашки, втолкнул в одну из двух рядом расположенных уборных и навесил снаружи замок. Сначала рыбаки старались не ходить в уборную. Они не в силах были слышать жалобные стоны за стеной. На второй день голос стал хриплым, срывающимся, стоны — прерывистыми. В конце дня, закончив работу, рыбаки, встревоженные, сейчас же пошли к уборной, но уже не слышно было стука в дверь. Даже когда его окликали, ответа не было. Поздно вечером Миягути вытащили: он лежал ничком, уцепившись рукой за перегородку, засунув голову в ящик для бумаги. Губы у него посинели, он казался мертвым.
По утрам было холодно. К трем часам уже светало. Вставали, ежась, засовывали окоченевшие руки за пазуху. Инспектор обходил помещения рабочих, рыбаков, матросов, кочегаров и без стеснения сталкивал с постели простуженных и больных.
