Но вернемся к клеткам, инфицированным вирусом, вместо того, чтобы изготовлять свои составляющие, они изготовляют составляющие вирусов. Как только составляющие готовы, они собираются вместе и образуют вирус примерно так же, как образуется кристалл. Поэтому все вирусы с момента своего рождения вполне «взрослые», т.е. полностью сформировавшиеся, и все неотличимы друг от друга.
Разумеется, вирусы не делают своим хозяевам ничего хорошего, тем не менее одни вирусы причиняют больше вреда, чем другие. Когда один из фагов, которые вы, мистер Томпкинс, видите перед собой, проникает в тело Е. coli и начинает размножаться за ее счет, он целиком пожирает бактерию за какие-нибудь 20 минут. Ее оболочка лопается, и стадо из нескольких сотен юных фагов вырывается на свободу в полной готовности атаковать другие бактерии. Вот, убедитесь сами.
С этими словами герр Макс подвел мистера Томпкинса к жалким останкам некогда прекрасной бактерии Е. coli. От бактерии не осталось решительно ничего, кроме пустой оболочки, еще хранившей первоначальную форму, но внутри копошилась масса Ti-фагов.
— Бр-р-р! ... Какое отвратительное зрелище! — заметил мистер Томпкинс, невольно зажимая рукой нос. — Выглядит, как кусок мяса, который извлекли из морозилки и забыли, когда семья уехала на лето.
— Такова жизнь, — философски заметил герр Макс, отодвигая рукоятью своего длинного хлыста фаги подальше от себя.
— О! — вдруг воскликнул он. — Если я не ошибаюсь, здесь произошла интереснейшая мутация. Теперь я смогу начать новый штамм Т.
И, забыв про мистера Томпкинса, герр Макс вступил в шевелящуюся массу фагов и с превеликим вниманием принялся рассматривать фагов одного за другим, Мистер Томпкинс отнюдь не горел желанием последовать за герром Максом в останки бактерии, к тому же его слегка мутило, и он счел за благо ретироваться назад, в кровоток. Он даже пожалел, что прервал комфортабельное путешествие на эритроците ради сомнительного удовольствия прогуляться по щиколотку в грязи по своему кишечнику.
Внезапно мистер Томпкинс почувствовал резкую боль в ноге и увидел, что ему в лодыжку впилась гигантская пиявка.
— Должно быть, это протеаза или амилаза, — подумал он, отдирая ее другой ногой. — Кажется, по своей собственной вине я попал в затруднительное положение. Не говоря уже о том, что от завтрака не осталось и следа, но мои пищеварительные ферменты просто звереют от голода. Лучше убраться отсюда подобру-поздорову!
