Зойка не знала, что накануне Серж с подельниками обчистил дома местных цеховиков. Всех заранее предупредили, большим грабежом не пугали, трусливые и острожные добровольно сдали назначенную долю излишков нетрудовых доходов. У тех, кто сопротивлялся, забрали силой, накинув сверху процент за нанесенный моральный ущерб. Никто из потерпевших не побежал в милицию.
Серж справедливо рассчитался с помощниками, просил до вокзала не провожать.
— Не прощаюсь, может, еще и свидимся.
Провинциальный городок их детства уплывал вместе с платформой, зданием старинного вокзала, выкрашенным в бледно-бутылочный цвет. В лучах вечернего солнца высокие оконные стекла багрово пылали, массивные станционные часы замерли на цифре «6», поезд набирал ход, промелькнули крыши знакомых низких домиков, зеленые склоны за переездом. Колеса выстукивали «про-щай, про-сти, про-щай, про-сти.». В груди у Сержа что-то больно сжалось, но быстро отпустило, утром они будут в Москве, рядом стояла Зайка, ее теплая ладонь коснулась его плеча. Все будет хорошо, жизнь продолжается, он не один.
Летний солнечный день угасал, по календарю яблочный Спас — 19 августа 1991года.
«В больничке загнусь, не дотяну срок», — заключенный поднял голову, узкое окно напоминало щель, третий этаж, а все зарешечено.
Врач разрешил по утрам открывать форточку, проветривать палату. Санитар Митя соорудил из коробки от обуви кормушку для птиц, каждый мог насыпать хлебных крошек.
Все лето прилетали воробьи, с началом осени заглянула раз любопытная синичка, чиркнула, клюнула и сорвалась вдаль по своим делам. Но с началом октябрьских холодных дождей птицы почти не прилетали. Последний раз мимо пронеслась стайка мелкой птицы — рябинника. Ночью выпал мокрый снег, ветром его подсушило, к утру на земле образовалась ледяная корка, похожая на белую накрахмаленную скатерть. Птицы разделились на несколько дружных бригад, поочередно порхали быстрыми стайками с крыши на рябину и обратно, за несколько часов объели красные грозди. Рябинники торопились, были небрежны, суетливо глотали горькую ягоду. Много ее, крупной, как коралловые бусинки, выпадало из их клювов на свежий снег. Теперь наст под окнами весь был окровавлен яркими пятнами.
Серж подполз к окну, с тоской смотрел на все, что осталось от урожая ягод.
Дерево было старое, росло в тени, неудачное место в углу лазарета, из-за нехватки солнца ствол криво выгнулся, но из последних сил тянулось из тени к свету.
