Сперва Инна растерялась, ноги приросли к полу, не оторвать, голос осип. Потом чуть отпустило, глупо взвизгнула, по-бабьи громко запричитала, бессильно опустилась на стул. Прислушивалась в тишине, разговаривала вслух, долго собирала разбросанные на полу доллары, растерянно думала, куда переложить охапку денег, в сознании что-то помутилось, отдышалась, потом все убрала, подмела.
Позвала соседа, вдвоем они перетащили тяжелого Генека на диван, муж успокоился, дышал спокойно.
Инна налила себе и соседу по рюмке самогонки.
— Проспится, не волнуйся, — пить надо меньше, — участливо отозвался сосед и многозначительно посмотрел на бутылку.
Инна раздраженно сунула ему начатую бутылку, не стала объясняться, захлопнув за соседом дверь.
Под утро Инна вызвала «скорую», лицо мужа отекло, левая сторона посинела, вздулась, он что-то бессвязно бормотал, не узнавал жену, захлебывался в рвоте. До больницы не довезли, скончался на руках у Инны. В больнице врач констатировал обширный инсульт, отягощенный падением на цементный пол сарая.
Похоронили Генека без сына. С того дня он пропал, больше его мать не видела, написала в отделении милиции заявление о пропаже сына, невозмутимый лейтенант-стажер профессионально успокоил:
— СССР большой, где-нибудь объявится. Ждите.
Овдовевшая Инна разом сдала, со смертью Генека рухнул весь ее упорядоченный мир. Пошила на смену два вдовьих черных платья, на голове завязала черный платок матового, тусклого шелка, наглухо закрыла все окна ставнями, одно окно на кухне оставила открытым, тенью бродила в пустых комнатах. Каждое утро выбиралась на кладбище. Но с началом зимы у нее пропал интерес и к кладбищу.
Большой дом погрузился в сумерки, часами Инна неподвижно сидела затворницей на кухне, слышала, как капала из крана вода, в углу шуршала мышка, на столе тикал круглый будильник. К вечеру медленно тащилась в спальню, не раздеваясь, отваливалась в черной одежде на неприбранную кровать и почти до утра лежала на спине с открытыми глазами. Короткий, тревожный сон ненадолго смаривал ее к рассвету, терзая тяжелыми видениями. Она забывала поесть, машинально грызла сухари, пила воду, потеряла счет дням и ночам. Однажды зимней глухой ночью соседка услышала стук в окно, во дворе на морозе стояла голая седая старуха, она попросилась погреться. Соседка завела ее в дом, но старуха начала кусаться, махать руками, забилась в угол, никого не узнавала и к себе не подпускала.
