Мы идём всё дальше и дальше, а за нами вырастают дома. Высокие, белые, с голубыми, жёлтыми, красными, зелёными балконами. Теперь мы сажаем зёрна уже наперегонки, но у отца получается быстрее, потому что он знает, куда надо сажать, а мне приходится спрашивать. Вот стоят уже десять домов… двадцать… двадцать пять…
Отец высадил свою часть хрустальных зёрнышек, а у меня осталось ещё пять. До рассвета надо поспеть. А к утру на пустыре будет выситься готовый жилой массив — Весёлый, да ещё какой! Сто лет простоит без ремонта. А внутри домов…
— Ярослав, сколько раз тебе говорить — не укрывайся с головой! Это вредно.
Эх, не успел… Осталось только пять, последних пять хрустальных зёрнышек… Они жалобно позванивают у меня на ладони, будто просят: «Посади нас!» Тогда я кидаюсь поскорее сажать их в землю, но всё же последнее не успеваю. Бросаю просто так, авось само прорастёт…
— Сейчас же сними одеяло с лица, слышишь, Ярослав?
Я делаю вид, что не слышу. Отец встаёт и стаскивает одеяло с моей головы. Я крепко зажмуриваю глаза — будто сплю. А может, я и вправду уже сплю…
— Майран… майран…
— Какой майран? Что ты болтаешь! Спи!
Маму свою я не помню. Ну, может, чуть-чуть. Может, руки её помню. И немножко — голос. Совсем немножко. Что она говорила — ничего не запомнил, только голос. Отец говорит, что наша мама была очень ласковая. Когда она учила меня ходить и я падал, её руки всегда подхватывали меня, это я помню. У отца руки сильные и твёрдые, а у мамы были ласковые. А больше я ничего о ней не помню.
Мы с отцом живём в коммунальной квартире, на третьем этаже. У нас большая комната с балконом и ещё свой отдельный узенький коридорчик. В нём на стене висит велосипед, а на полке разложен наш инструмент. Я уже здорово катаюсь на отцовском велике, только сижу не в седле, а на раме, потому что с седла не достаю ногами до педалей.
Недавно мы с отцом повесили в коридорчике жестяной умывальник. Утром в ванную всегда очередь, а нам некогда ждать. Мы теперь с вечера наливаем в умывальник воды, и стоять в очереди не надо.
У нас много соседей. Кухня общая, большая. В ней стоят две газовых плиты. Одна для Анны Павловны, ей надо много варить, у неё большая семья: три взрослых дочки и у каждой по мужу — это получается семь человек, да в придачу ещё и маленький Сашулька. А вторая газовая плита — на четыре комнаты, всем по одной конфорке. Ну, ясное дело, если кто-нибудь именинник или вообще ждёт гостей — ему разрешается занять и побольше.
