Отец ещё сидит за столом со своими книгами — он готовится поступать в строительный институт, а я натянул на голову простыню и закрыл глаза…
И опять мы с отцом очутились на Весёлом. На том Весёлом, который мы построили из тридцати хрустальных зёрнышек. Только тогда мы строили его ночью, а сейчас — ясный день, и солнце светит как огромный прожектор.
В белых как снег домах уже живут люди. Они сидят на балконах, выглядывают из окон и приветливо машут нам руками. Мы с отцом тоже здороваемся с ними.
«Как жизнь? — кричит им отец. — Хорошо ли у вас в новых квартирах?»
«Очень хорошо! Спасибо вам!» — откликаются люди.
Мы с отцом радуемся. Взявшись за руки, обходим дом за домом, и всюду с нами здороваются и благодарят. Так всё хорошо, что даже петь захотелось. Но тут вдруг отец насторожился и начинает оглядываться.
«Что-то неладно здесь, Ярослав. Чует моё сердце недоброе, каким-то тяжёлым духом повеяло».
Я тоже забеспокоился, потому что знал — отец никогда зря тревожиться не станет.
И правда… Мы обошли уже двадцать девятый дом, а тридцатый… Ой! Да он же совсем чёрный! Чёрный как сажа. И никого не видно на балконах, и из окон не выглядывают… И тут я вспомнил, что тридцатое, последнее хрустальное зёрнышко не посадил, а просто бросил на землю…
«Ярослав, надо узнать, что случилось с этим домом».
Перед соседним — белым — ребятня играет в салки. Все весело пищат и гоняются друг за другом. Я подбегаю к ним. Один из малышей хлопает меня по руке:
«Салка!»
«Салка! — кричат ребята. — Теперь лови нас!»
«Да ну вас, мне не до салок, — отмахиваюсь я. — Лучше скажите, когда почернел тот дом?»
«Какой дом?» — удивляются ребята.
«Да вон тот же, тот — чёрный! Вы что, ослепли?»
Малыши только глазами хлопают. Они ничего не понимают. В это время к нам подходит какая-то тётенька с хозяйственной сумкой. Она, видно, спешит в магазин. Я забыл сказать, что на Весёлом мы выстроили не только квартиры, но и магазины, и школы, и кинотеатр, и аптеку… всё, что нужно людям. Отец подходит к тётеньке с сумкой и вежливо спрашивает:
«Скажите, пожалуйста, что случилось с тем домом?»
Тётенька останавливается, смотрит на чёрный дом и пожимает плечами:
«Я не понимаю, о каком доме вы говорите. Там нет никакого дома, пустое место…»
Она его не видит. Как и те малыши. Это — самое страшное. Тут мы с отцом поняли, что тот дом для людей пропал.
«Что же нам делать, отец?»
«Надо подумать, Ярослав».
