Потом зачем-то вспомнились любимые стихи.
Родители ее были помешаны на книгах, собрали огромную библиотеку. В каждой комнате у них одна стена занята стеллажами. Книги укоризненно толпятся, просятся в руки. Это – лучшие друзья, собеседники, помощники, утешители.
Так говорил папа.
Мама много раз с волнением повторяла предсмертные слова Пушкина. Как принесли его, безнадежно раненного, домой, на набережную Мойки, уложили в кабинете, пытались спасти, дежурили при нем, как состояние больного все ухудшалось и ухудшалось.
Вот окинул Александр Сергеевич затуманивающимся взором полки с книгами и сказал им:
– Прощайте, друзья!
С книгами любимыми попрощался, как с лучшими своими друзьями. А он дружить умел беспримерно.
И вот последние его слова – к самым заветным своим друзьям, остающимся на полках книгам.
Книги заключают в себе души тех, кто их создал. Одна может навеять тоску, другая утешит и развеселит, третья не даст от себя оторваться – так и будешь ходить с ней повсюду, пока до конца не дочитаешь.
Так считали Лесины родители. Но ей это не особо передалось почему-то. Могла иногда взять с полки книгу наугад, пролистать, не вчитываясь, и тут же поставить на место.
Ну, не всем же любить, к примеру, рыбную ловлю! Кому-то нравится, кому-то – совсем нет. Так и с книгами. Только лет в семнадцать попался ей в руки томик стихов, которые сразу запали в душу, запомнились мгновенно.
Сжала руки под темной вуалью.
Отчего ты сегодня бледна?
Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна…
Ах, как умела передать мельчайшие изгибы женской души Анна Ахматова! Как это близко всем женщинам: измучить, заставить страдать, а потом – пасть в объятия, прильнуть, отдать всю себя: добился, на, бери. Ту, гордую, неприступную. Владей – крепость сдалась на милость победителя.
Начало двадцатого века… Всего несколько лет до поругания и гибели необъятной державы. К счастью, будущее пока неведомо. Предчувствия могут одолевать, но видеть детали не дано. Общество живет все еще устоями прошлых веков. Какой такой терпкой печалью поили тогда девушки своих возлюбленных? Какими словами мучили? Может быть, сулили: «Нам никогда не быть вместе. Не суждено». Или рассказывали о другой, тайной и безнадежной своей любви, заставляя ревновать? Или просто молча смотрели глазами, полными слез, не говоря «да», ничего не обещая? Как бы там ни было, напиток под названием «Терпкая печаль» был благородным, не разрушающим мужское «я», хоть и заставляющим душу влюбленного страдать и метаться.
