— Виктор Сергеевич, за что? — подскочила к нам Лилия. Луч прожектора последовал за ней, и я снова зажмурилась. Но журналистке было не до меня. — Вы сами хотели присутствовать на сеансе, а теперь недовольны!
— Вы слышали ее слова? — следователь понемногу остывал. — Она предупредила, что маньяк охотится за следующей жертвой. Кто маньяк, мы не знаем. Вдруг это вовсе не ее муж, а она сама?
Я истерически расхохоталась:
— Это вы так ловите преступников? Поздравляю!
— Вы лучше подумайте вот о чем. — снова оживилась журналистка. — Вот арестуете Лизу, а завтра маньяк снова кого-то похитит и задушит. Понимаете, что будет? Да наш телеканал вас будет поминать с утра до вечера. Или вы и меня арестуете, и Сергея?
— Лиза на миг стала Леной… — с трудом проговорил Вадим. — Моя девушка… я не мог ошибиться. Ее выражение… Лиза, вы меня видели? Или… это была она?
Я закрыла лицо руками. Видела ли я кого-то во время наваждения? Да, вроде, были вокруг какие-то лица. Кто-то удерживал девушку на земле, не давая ей уйти навсегда…
— Вадим, а где мать Лены? Почему на сеансе только вы? — тихо спросила я.
— Она умерла через месяц… после того как Лена исчезла. — губы парня задрожали, и он быстро отошел назад, в темноту.
— Во время сеанса душа медиума уступает место призраку. — охотно пояснил Моргунов. — Раньше медиум уступал духу и тело, но… такие медиумы давно перевелись.
— Ясно. — следователь уже полностью пришел в себя. — Короче, так. Я лично провожу гражданку Клементьеву до дома. Лизавета, считайте, что вы под домашним арестом. И упаси вас Бог выйти на улицу сегодня ночью… Арестую немедленно, не сомневайтесь.
Он обернулся к журналистке:
— Подвезите до дома Тамару и Веру. Мужчин — по желанию. Маньяк за ними не охотится. Да, Лилия, вам я тоже советую не выходить из дома в одиночестве по вечерам.
— Я могу проводить Лизу до дома. — вмешался Вадим. Михаил понуро стоял в стороне, не вмешиваясь в беседу.
— Благодарю, молодой человек, но я справлюсь — ехидно заметил следователь.
В полной тишине мы вышли в коридор, оделись и вышли на улицу. Моргунов проводил нас до выхода, а сам остался в своей квартире. Вера отворачивалась от меня, но я успела заметить, что по ее лицу текли слезы. Тамара тоже казалась грустной, и я не услышала от нее ни слова поддержки. Наверное, она переживала за подругу, но моей вины тут не было. Я не могла управлять своими видениями.
Поливанов отказался от предложения журналистки отвезти нас, и к моему дому мы пошли пешком. От усталости я едва передвигала ноги. Голова кружилась от голода, еще утром казавшаяся теплой шуба престала греть, но отказаться от прогулки я не решилась. Некоторое время молчали, потом он заговорил:
