— Илья? — спросил Петр Алексеевич. — Справедливая это мысль? Правда, мы с тобой труженики и умственно развиваемся?
И с заигравшею в глазах злою улыбкой оглядел всю компанию, долил чай коньяком и выпил, как воду.
— Илюша! Что же ты? — добавил он, обращаясь к Подгаевскому.
Подгаевский, который шагал вокруг стола, оживился.
— Изволь! — сказал он, наливая и себе коньяку. — Но ты обратился ко мне с вопросом. Так я тебе скажу, мой милый, что мысль Софьи Марковны совершенно справедливая. И твоя обычная ирония тут ни при чем. «Оставь ее отжившим и нежившим!»
— Будто бы мы с тобой еще не отжили? — спросил Петр Алексеевич.
— Мы тени, мой милый! Но сущность наша и красота вечны! — сипло вскрикнул Подгаевский.
Петр Алексеевич дослушал его и спокойно выговорил:
— Вот и врешь! И мы с тобой, к сожалению, не тени, и красота не вечна. Например, вот мамаша была очень красива, а теперь только старая карга.
Поднялся общий смех и говор.
— Виноват!.. — говорил Каменский с блестящими глазами.
— Виноват, я не договорил, — повторил он. — Я вас перебью на минуту, — продолжал он только для того, чтобы вдуматься в то, что хотел сказать, так как намеревался говорить долго. — Я хотел ответить вам, Софья Марковна… Оставим на минуту труд в стороне, нужно сперва говорить о жизни… И вот я думаю так: жизнь человека должна быть направлена прежде всего к раскрытию и познанию…
— К раскрытию чего?
— К раскрытию того, что нужно и важно для человека, к развитию его добрых чувств, чтобы он мог любовно и радостно исполнять свое назначение на земле и волю пославшего его…
— Пославшего его, — повторил Игнатий. — Кто же этот пославший?
— А это называйте, как хотите — Роману, Вишну, Фта… Дух Жизни, одним словом.
— Дух Жизни! Что такое Дух Жизни?
— А вам что — хочется решить его, как уравнение?
— Нисколько, это уравнение, состоящее из всех неизвестных, следовательно, я и пытаться не буду решать такое уравнение… Да это и не уравнение будет.
Петр Алексеевич насмешливо кивнул на Игнатия.
— Игнатий-то! — сказал он. — Как уравнению-то обрадовался!
— Дай мне, пожалуйста, говорить! — воскликнул Игнатий с злобой. — Так я говорю: это для меня только звук, и я не знаю, что он значит…
— Дело не в звуке…
— Так позвольте: что же такое Дух Жизни?
— Дух Жизни?.. «Свет, и нет в нем никакой тьмы» — вот вам одно определение. Добро, любовь — вот вам другое.
— А почему я должен поклоняться добру? — вмешался Подгаевский, внезапно останавливаясь против Каменского.
