— Вечно с правилами!
— Конечно, с правилами! Раз ты их не исполняешь…
В это время к крокету подошел профессор Камарницкий с женой.
— Здрасьте, господа! — сказала Софья Марковна. — Продолжайте, продолжайте, пожалуйста.
Но Грише совестно было продолжать спор. Он отвернулся и сказал:
— Марья Ивановна! Вы должны решить.
Марья Ивановна положила ручку молотка за голову на плечи, взялась за нее руками и, качаясь на носках, ответила детским тоном:
— Я не знаю.
И не то улыбаясь, не то гримасничая, она рассеянно смотрела своими голубыми глазами в небо. Грише страстно захотелось подойти и поцеловать ее в губы. И он машинально ответил:
— В таком случае давай новую партию. Мы считаем себя побежденными.
— Павел! — сказала профессорша. — Будем играть?
Профессор покорно согласился. Все взяли молотки и собрались в одно место. Игнатий обтер лоб платком, бросил на землю шляпу и быстрыми ударами молотка согнал шары к фоку.
— Итак, господа, — крикнул он тоном герольда, — мы играем в следующем порядке: одну партию составляет Павел Антоныч, Софья Марковна и Гриша; вторую — я, мама и Марья Ивановна. Гриша, мы начинаем: согласен?
— Согласен, согласен.
Широко шагая, Игнатий торжественно подошел к фоку, отставил левую ногу.
— Господа, начинаю! — крикнул он и ударил в шар.
Шар прошел дужку, стукнулся о проволоку второй и наискось проскочил третью.
— Вот это удар! — восторженно завопил Игнатий, любуясь, как шар волчком завертелся на одном месте.
А через минуту он уже снова раздраженно кричал на всю поляну:
— Если ты, мама, не умеешь играть — брось! Это глупо, наконец! Не умеет даже крокировать!
— Да ведь нога же соскользнула!
И, улыбаясь, Наталья Борисовна снова приподняла край юбки, неумело поставила ботинку на шар, сильно размахнулась, но молоток боком стукнул ее по ноге и выскользнул из рук.
— Не могу сегодня… — выговорила она, трясясь от смеха, и отошла в сторону.
Зараженная этим смехом, Марья Ивановна принялась хохотать как помешанная.
— Сначала, сначала! — кричала она, бегая за шарами и раскидывая их в разные стороны.
Игнатий в отчаянии поднял плечи, покраснел и сделал ужасное лицо.
— Это черт знает что такое! — воскликнул он басом и, не выдержав, сам расхохотался.
Подъехал еще знакомый — адвокат Викентьев. У него всюду были знакомые, и в городе, с извозчичьей пролетки (пешего его трудно было себе представить) он широко и приветливо размахивал шляпой чуть не каждому встречному. Всюду он держал себя как дома, всюду напевал отрывки оперных арий с мягким удальством итальянского тенора и считал себя общим любимцем.
