И как некстати в прошлом месяце Борис взял материал месяца за текст про трех отцов, которые в одиночку воспитывают детей-инвалидов. Я не скажу, что это была плохая статья; может быть, это была его лучшая статья.
Этот материал полгода висел у Бори в долгах. Историй предполагалось пять, время шло, Борис пыхтел и наконец с горем пополам оформил три.
Редакционный фотограф сделал отличные снимки. Придумали хороший заголовок. Поставили статью на лучшее место. И она, как и положено, вызвала резонанс. Трогательная история о людях, которые не сдались ударам судьбы, сработала также, как банальные фразы Бориса — её невозможно было оспаривать. Её можно было только хвалить.
Отец Алика, владелец «Дирижабля» Марсель Ветлугин, отметил этот материал, и хотя вряд ли его читал, заголовок, посыл, фотографии и общее гудение сделали свое дело — он публично одобрил работу Бориса.
А ты просто расслабился. Соберись и найди историю не хуже. Тебе не понадобится полгода — ты справишься за неделю, и уже в следующую среду возьмешь журналиста месяца.
* * *
С приходом Алика лабиринт стен в редакционной комнате был снесен подчистую, превратив ее в в ньюсрум, где все шесть журналистов сидели в два ряда, отделенные низкими перегородками. Комната могла вместить и больше, поэтому наша шестерка оказалась в центре зала на всеобщем обозрении, словно наказанная.
Из замкнутых помещений остался лишь Гришин аквариум, достаточно просторный, чтобы делить его теперь с Аликом. Стекла предательски резонировали, когда кто-то громко разговаривал внутри. По тембру стекол мы примерно понимали, о чем говорят.
В дальнем углу ньюсрума была ниша неясного назначения, словно здесь передумали строить лифт. В нише сидела корректор Людмила Павловна, которую каждый день рожденья кто-нибудь из новых сотрудников поздравлял открыткой с орфографическими ошибками. Утром она вычитывала тексты бесшумно, к концу дня переходила на полушепот. Со стороны казалось, что Людмила Павловна молится.
Рядом с нишей Людмилы Павловны стояли углом два стола. За первым изредка появлялся Паша-фотограф, которые очень давно — лет тридцать назад — служил в ВДВ. Сейчас он был худым, патлатым и косоглазым, но все равно считался в редакции единственным, кто понимает армию по-настоящему. Несмотря на своим проблемы со зрением, время от времени ему удавались отличные снимки благодаря умению не замечать любые запреты на съемку, будь то объявление или полицейский кордон.
