Московские дневники. Кто мы и откуда… | страница 57



Слово «революция» встречается редко. Оно и необязательно, ведь без нее книга не была бы написана, женщина, которая осторожно и сдержанно рассказывает о себе, не стала бы писательницей. Она рассказывает — правда, между строк — именно о том, как прорыв реальности бросает вызов ее таланту, как резкий обрыв спокойной, вероятно, беззаботной жизни делает его плодотворным. Неправда, что суровые обстоятельства всегда противоречат поэзии, потому что суровость не значит жестокость и, как выясняется, не исключает нежности. Вот так, на первый взгляд странно, в неблагоприятные, бурные времена в глубинном слое людей, в самых его недрах, идет тяжкий процесс рождения: старая кожа отторгается или срывается, должна нарасти новая, необходимость просто сохранить жизнь влечет за собой необходимость обязательств перед этой жизнью, которая выходит навстречу в образе чрезвычайно своеобразных людей. Поначалу такая жизнь раздражает автора, в двояком смысле слова, даже веселит, притягивает своей первозданностью. В итоге же приходится держать перед нею ответ, пусть даже нет здесь иной инстанции, кроме собственной души: нет больше внешнего и внутреннего, революция повсюду. Лучших условий для писательства и быть не может.

Развиваются новые чувства, потому что без них не добраться до смысла нового дела. Новые ощущения возникают прямо у нас на глазах. Мы снова переживаем привлекательность, заключенную в по-настоящему новом: первый, ранний след в пыли еще не езженной дороги. Простая, искренняя мысль, если она настигает тебя впервые: «Но важно… „Мы“. Нас много, и жизнь велика».

Участие в сотворении: может быть, суть в этом. Дом на окраине Одессы не может разрушиться и рассыпаться, потому что каждый читатель строит его заново, как создает себе и пляж, где целое лето варят душистую уху, контору по скупке яиц и товарища Шуляка, который озабоченно постукивает карандашом по лбу неловкой молодой женщины: «Что у вас тут жужжит?» Все они уже не могут умереть и истлеть, поскольку в них постоянно будет нужда. В них, в их цельности, без остатка. Ведь там нет дрянного остатка, нет ни одного из тщательно оберегаемых резерватов, перед которыми незримо стоит окаянная старая табличка: «Частная собственность!» Не быть ничьей собственностью. Овладеть собой, целиком и полностью. Каким образом? Работая. По-другому это невозможно.

В этой книжке нет ни одной мелочной, искореженной фразы, ибо нет мелочных, неискренних, искореженных чувств. Зато есть ум, раздумчивость, спокойный юмор, жизнерадостность и огромное удовольствие от всего человечного, огромное, плодотворное стремление.