Разговор переключился на перспективы урожая. Долина уже почти превратилась в обширное пространство, покрытое золотистой пшеницей и зрелым ячменем, но значительная часть выращенного так и сгниет в полях, поскольку молодые мужчины отправились воевать, а пожилым было трудно справляться с уборкой, да еще лишь при свете луны. Ближе к концу лета все семьи посчитают, сколько в их распоряжении мешков с мукой, корзин с сушеными фруктами, какое количество кур и коз они сумеют прокормить. Изучат гроши семейного бюджета. Затем осознают грозящую им нехватку яиц и мяса, примут в расчет неизбежное зимнее повышение цен на рис и молочные продукты. После чего некоторые упакуют свои немногочисленные ценные пожитки и отправятся в длительное путешествие через горы, чтобы обустроить себе новое жилье в лагерях для беженцев на территории Пакистана, как поступила семья лавочника, подобно миллионам других афганцев.
Джейн всерьез опасалась, что русские сделают такую эвакуацию населения своей целенаправленной политикой. Не сумев нанести военное поражение повстанцам, начнут уничтожать общины, в которых обитали партизаны, как поступали американцы во Вьетнаме. Ковровые бомбардировки таких районов, как долина Пяти Львов, превратят их в непригодные для жизни пустоши. Тогда Мохаммед, Захара и Рабия, оставшись без дома и без своей страны, вынужденно вольются в число жителей временных лагерей на чужой земле. А борцы за свободу не способны были сопротивляться такому авиационному блицкригу, не имея никаких средств противовоздушной обороны.
Постепенно начало темнеть. Женщины потянулась обратно в сторону кишлака. Джейн шла рядом с Захарой, лишь отчасти слушая речи подруги, но думая о Шанталь. Ее чувства к ребенку успели пройти через несколько стадий. Сразу после рождения девочки ее переполняли безграничная радость и облегчение, даже триумф и гордость, что она сумела произвести на свет живого и здорового младенца, казавшегося ей образцом совершенства. Когда же первая волна восторга прошла, ею овладела растерянность, близкая к отчаянию. Она не умела ухаживать за детьми, и хотя многие женщины заверяли, что в ней проснутся инстинктивные познания, как это делать, с Джейн ничего подобного не случилось. Младенец пугал ее. Приступы материнской любви никак не хотели наступать. Напротив, она стала страдать от более чем странных снов и фантазий, в которых ее ребенок умирал, упав в реку, попав под осколок бомбы или похищенный посреди ночи снежным барсом. Она не торопилась делиться своими мучительными мыслями с Жан-Пьером, поскольку он мог посчитать, что она попросту свихнулась.
