Сайналь вновь оказалась рядом; Нихантия отбился и проткнул ей бедро, однако замешкался, благодаря чему Ксайлен разрушил окружавшую герцога паутину; затем две пары потоков-плетей схлестнулись, обвивая друг друга, проникая в друг друга, и низводя усилия каждой стороны на нет. Где-то внизу и слева Сайналь, истекая кровью, пыталась подняться на ноги — не отвлекаясь от магического противостояния, Нихантия ударил ее нижней конечностью в живот. Доспехи смягчили удар, Сайналь отлетела к первому ряду столов и перевернула один из них; несколько мгновений она лежала, беспорядочно размахивая теми конечностями, которыми еще могла двигать, а затем вновь предприняла попытку подняться. Выгаданное время позволило Нихантии сосредоточиться на сыне: он отразил еще одну колдовскую атаку, а затем перешел в наступление, разбивая потоками Нитей заклятья Ксайлена и подбираясь все ближе к узловым сегментам Тэннака и Шэ своего противника: когда потоки-плети Нихантии достигнут их, он просто разорвет души талхета на части. Нихантия спешил, потому что чувство «что-то не так» наростало, он ощущал слабость и дурноту. Ксайлен ушел в глухую оборону, Нихантия теснил его, одновременно пытаясь обнаружить остатки проклятья, которое, как он полагал, продолжало влиять на него.
Сайналь поднялась и, хромая, направилась к герцогу: она не могла даже бросить заклятье, потому что все силы ее Тэннака сосредоточились сейчас на заращивании ран и нейтрализации вредоносных чар, которыми были пропитаны клинки Нихантии. Отчаянная, но слишком медленная атака… Нихантия проткнул ей плечо и вогнал клинок в грудь. Сайналь упала у его ног; она делала попытки подняться, но каждый раз падала обратно. Колдовская дуэль с сыном стала более напряженной: Нихантия слабел и терял контроль над потоками Нитей, в то время как Ксайлен усилил натиск. Герцогу так и не удалось обнаружить влиявшего на него проклятья; когда же Сайналь в очередной раз шевельнулась и он ощутил прилив дурноты, ему пришла в мысль, что дело вовсе не в скрытом аспекте насланного Ксайленом дыма. Он ощутил ауру этих двоих, когда они вошли в храм: сила Владыки Ядов присутствовала в них, но затем растеклась повсюду.
Потомок Королевы Пауков, он полагал, что обладает иммунитетом к любой отраве, но в любом правиле бывают исключения — и тот, кто был в Сальбраве источником всякой отравы и порчи, без сомнения, мог наделить своих новых адептов дарами, сводящими на нет способности, которые Нихантия полагал для себя естественными и неотъемлемыми. Не было никакого проклятья, была ядовитая аура, которая разъела его духовные защиты за время боя — и чудо, что он продержался так долго! Вероятно, Лкаэдис помогала ему как могла, но бой, который он вел здесь с собственными потомками, был лишь частью более глобального противостояния, он был, возможно, лишь зримым выражением метафизической борьбы двух богов. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, преодолевая слабость и тошноту, Нихантия воткнул оба клинка в тело Сайналь, а затем, так быстро, как только мог, побежал наверх, к храмовым вратам, у которых стоял его сын — обнаживший клинки и готовый к битве. Они сцепились, как уже бывало много раз, но если прежде это были учебные бои, то теперь речь шла не только о жизни и смерти каждого из них — они сражались за будущее своего рода. Ксайлен знал, что Нихантия слабеет — он затягивал поединок, не рисковал, уходил от атак, держал дистанцию. Нихантия хорошо обучил сына, но если прежде он был уверен, что победит в бою любого из своих потомков, то теперь условия изменились.
