Все процедуры были завершены спустя час. К этому моменту алтаря и лежащего на нем тела уже не было видно — там кружился столп силы серебристо-серого цвета. Вокруг него собирались клочья дыма, тянулись и заворачивались вокруг него, словно нити, накручиваемые на веретено; столп поднимался ввысь, стягивал облака, испускал молнии… энергия нагнеталась, столб набухал силой, молнии сверкали все чаще.
Преодолев сопротивление собирающейся силы, мы приблизились к алтарю и протянули друг другу руки — жест, симвлизирующий соединение нашей воли и власти в едином действии.
Кроваво-красный Камень Воли поднялся в воздух и поплыл по нему, а затем вошел в основание горла Мириса Элавера и как будто бы бесследно растворился в нем. Тело Мириса выгнулось дугой. Пока мы произносили последнее, заклятье, свящующее столб столб силы, собранные мной ингридиенты и четыре нижних души Мириса, пыточных дел мастер уже начал меняться.
— Восстань, брат. — Произнес Князь Лжи, и я вторил ему, а затем те же слова повторил Кукловод.
Алтарь и лежащее на нем тело человека пропали, став черным ядром зарождающейся силы. Мы отступили назад, дабы не мешать брату возрождению брата. Столб силы стал ураганом, который рвал небо и заставлял каменистые пустоши содрогаться. Черное ядро расширялось и испускало пульсирующие волны мощи; поблизости не было демонов, но зрение Князя позволяло мне видеть, как за сотни и тысячи лиг отсюда эти волны заставляют обитателей Бенхали сходить с ума, кричать, истошно реветь, взмывать в воздух в экстатическом танце. Их настоящий господин возвращался к жизни, и силы иных богов, временно подчинившие себе их природу, отступали.
Палач переиначивал этот мир, вбирал его в себя — и я видел, что схожие процессы происходят и с иными Сферами, на самых разных кругах Преисподней. Это значило, что ингридиенты я подобрал верно, и связь бога с его бисуритами восстановлена.
Меж тем, зерно силы раскрылось; воронка урагана стала множеством необузданных, разнонаправленных ветров: они расходились, переплетались, сталкивались — все одновременно, в воздухе творился совершеннейший хаос. Над алтарем чернела высокая фигура с косой, закутанная в лохмотья, поверх которых развивался драный плащ. Мой брат не повелевал мертвыми, как Князь Апхадазар, и не являлся воплощением сил конечного уничтожения и небытия, как Солнечный Убийца, однако этот его облик не случайно был связан со смертью, ведь смерть — это палач для всего живого. Холод и угасание, неумолимая поступь судьбы, безжалостный и бездушный закон, давлеющий над всем, что есть — вот какие образы и мысли будил царственный образ моего воскресшего брата.
