Поглядывая по сторонам, Фёдор проник в самую серёдку пуэбло, в общий зал, посреди которого круглилось нечто, похожее на колодец. Это была сипапа — вход в киву, священное место, своего рода храм.
Чуга заглянул вниз и разглядел вереницу отверстий, проделанных в стене кивы. Не самые удобные ступеньки, так ведь и спускаться недолго — вон он, пол, рядом совсем. Сажени полторы до него, не больше.
Кряхтя, помор полез в сипапу, оберегая раненую ногу. Внизу было прохладно, как в погребе. Из сумрака выступали гладкие стены с нишами, заполненными лепными кувшинами и горшками. Все они были или пусты, или на дне их пересыпалась неясной природы труха.
Тусклый блеск привлёк внимание Фёдора. В самой глубокой нише покоился божок из кованого золота — зубастый, свирепый уродец с глазами из крупных изумрудов. Этакий Щелкунчик.
— И шо там такого цикавого? — заглядывал сверху Исаев.
— Куча золота…
— Та вы шо?!
Вылезти наружу было гораздо труднее — нога разболелась, а в руках почти не осталось сил.
— Держи. — Фёдор передал Семёну «Щелкунчика» и присел отдышаться.
Наслушавшись исаевских восторгов, Чуга с усилием поднялся и приблизился к краю обрыва, куда стародавние индейцы предусмотрительно подкатили каменные глыбы, возведя подобие парапета.
Фёдор выглянул наружу, и у него закружилась голова. Неужто он так высоко поднялся? Всё видать! Вон его баня, вон лошади, рядом фургоны проглядывают. Чужих вроде не видать, своих тоже. Озеро всё растеклось, только лужи остались, веером расходясь между холмов. Далеко-далеко сверкала вода. Славянка? Да вроде…
— Ну всё, — сказал Чуга, — отбой.
Хромая, он тронулся в обратный путь. Дорога под гору давалась легче. Выбравшись в Каньон-дель-Корво, Фёдор прислушался.
Было тихо. Где-то за устьем продолжала журчать вода.
— Есть с чего посмеяться… — пробормотал Семён, правой рукой сжимавший винтовку, а под мышкой левой тащивший золотого божка.
— Ша…
Мёртвое тело лежало посередине ущелья, прибитое водой к валуну.
Сняв с трупа оружейный пояс, Чуга повесил его на плечо. Пригодится в хозяйстве…
У выхода из каньона мертвецов было больше — он насчитал шесть человек с избитыми, изломанными телами. Да-а, повертело их, покрутило изрядно…
— Каждый ищет свой гембель, — философски заметил Исаев. — Эти скаженные таки нашли.
Приметив оброненный «генри», Фёдор с кряхтеньем поднял его, берясь за винтовку, как за посох. Хлюпая по жиже, он выбрался в долину. У холмов бродило несколько лошадей, осёдланных, но без наездников. У одной седло перекрутилось, очутившись под животом. Надо полагать, коняке тоже досталось от потопа…
