Бимэн стал суетливо рвать винтовку с плеча.
— Убери руки, Страт, — холодно сказал Чуга, — а то будешь иметь дело со мной.
Бледный Страт огрызнулся:
— А на твоём месте я бы вообще молчал! Тоже, кстати, вопросик: какого чёрта Кэп взял этого убийцу?
— Заткнись! — резко сказал Фима, направляя ствол «винчестера» Бимэну в пузо. — Тут должно быть тихо, как ночью в бане. Кто-то не понял? Тогда два шага в сторону, чтобы не забрызгать остальных!
— Замолчите оба! — резко сказал Гриффин. — Не хватало нам ещё друг друга перестрелять! — Помолчав, посопев, он добавил: — Да, в произошедшем с нами несчастье есть и моя вина. Я был слишком добр! Я позволял вам всё, а не держал в крепкой узде, вот некоторые и распустились. Отныне никому не будет дозволено делать то, что ему хочется! Будете поступать так, как я скажу. Не нравится? Уматывайте! А если нам снова придётся отражать атаку краснокожих, и кто-то побежит… Пристрелю труса лично, как собаку! Всем ясно?
Переселенцы покивали через одного. Схоронив павших, бросив сгоревший фургон семейства Шипстедов и ещё один, застрявший в камнях с переломанными осями, караван двинулся дальше, следуя по течению Северного Платта.
…Скалистые горы караван миновал через Саут-Пасс, Южный перевал, что в Вайоминге. Поздно вечером Кэп Гриффин привёл фургоны к знакомому месту в скалах, где становился лагерем раньше. Здесь была и вода, и травы хватало. За сомкнутыми «конестогами» разгорелись костры, потянуло сытной похлёбкой, лепёшками да кофе.
— Теперь будет полегче, — сказал Ларедо, — под горку двинем, и до самого океана!
— Пустыня впереди, — покачал головой Туренин, — мы вступаем на земли ютов. Да и мормонов я бы опасался. Лет десять назад они напали на караван и перебили больше сотни переселенцев. Мы едем той же дорогой…
— Я извиняюсь очень сильно, — подал голос Исаев, — но у них взаправду по две жинки?
— Натурально, — насупился Иван. — Басурмане они, мормоны эти.
— А шо? — сказал Фима лениво. — Цикавая[118] религия… Каждому по две лялечки — и будешь ты это счастье хлебать, пока в живых. Ситечком!
— Зачем мине етот гембель?[119] — проворчал Семён.
Фёдор покивал, сонно щурясь в огонь, и раззевался.
— А давайте-ка спать! — предложил он, первым подавая пример.
Захар взял свои одеяла и закутался в них, устроившись подальше от костра, поближе к скалам, и винтовку под бочок уложил. Иван пристроился рядом и очень скоро начал похрапывать. Народ разбредался.
Его сиятельство сидел у костра, но в огонь не смотрел. Не потому, что боялся не разглядеть врага в темноте, а по другой причине — по ту сторону костра расположилась Марион. Пламя освещало лицо девушки, придавая чеканность облику, и только глаза её делались в свете костра непроницаемо чёрными, бездонными.
