Олег не стал признаваться «морскому псу», что когда-то ходил в капитанах. Во-первых, было это сорок лет тому назад, а, во-вторых, он так и остался недоучкой. Его знали, как Капитана Эша, ценили за удачливость, оказывали респект, но кто управлялся с квадрантом, прокладывая курс? Кто ставил паруса, гоняя матросов?
Мулат Диего или Жирон Моллар…
Сощурившись, Олег осмотрелся и хмыкнул: всё как тогда.
Матросы носились по палубе, шатаясь и оскальзываясь.
Все паруса были убраны, кроме грот-марселя, надутого так, что канаты, удерживавшие парус за углы, звенели внатяг.
— Чего не убираете? — проорал Олег, завидя знакомого — рыжего и конопатого. — Мачту же сломит!
Тот осклабился.
— А, московит! — закричал он. — Как отдыхалось?
— Я спрашиваю, что с парусом?
— Заело! — тонким голосом провопил ещё один знакомец — кривоносый. — Резать надо!
— И чего ждать тогда?
— Тебя ждали, московит!
Рыжий торжественно вручил ему нож.
— Чтоб вы сдохли! — искренне пожелал Сухов и полез на мачту.
Удержаться на вантах было нелегко, мачта качалась с пугающим размахом — то тебя всего прижимает к выбленкам-перекладинам, то ты повисаешь на одних руках, а внизу шипит и ярится море.
Ухватившись за ванты одной левой, Олег полоснул ножом по натянутому парусу. Грот-марсель хлопнул с пушечным громом, разрываясь надвое.
Разделавшись со снастями, Сухов проводил в полёт рваный парус, уносимый ветром и похожий на растрёпанную птицу.
А буря всё набавляла и набавляла обороты, раскручивала и раскручивала непогоду.
Ветер уже не свистел — он ревел, устраивая толчею из волн, срывая с них пенные гребни и разнося над морем водяную пыль.
Бедный галиот взбирался с вала на вал, содрогаясь всем своим корабельным существом.
Влажная, грохочущая мгла затянула простор.
Метилось — ещё одно мгновение, и «Ундина» рассыплется, оборачиваясь ворохом щепок, ибо не по силам паруснику этакое буйство.
Но нет, галиот держался. Первыми сдались люди.
Олег, цепляясь за всё, что можно, добрался до своего закутка. Дверь запирать не пришлось, её давно сорвало и унесло.
Ну хоть расщепериться, закогтиться, чтоб не смыло…
Обнимая грот-мачту, что-то кричал Нормандец.
И тут же бешеный поток воды прокатился по палубе, покрывая капитана с головой, отрывая, кружа, увлекая в пучину…
Был — и нету.
Порыв ветра донёс до Сухова панический вопль:
— Тонем! Мы тонем!
По палубе проволокло опрокинутую шлюпку, двое матросов уцепились за неё, к ним бросились ещё трое.
Впятером они перевернули лодку, а в следующий момент волна «спустила» её за борт.
