На переднем эсминце, прижавшемся бортом к деревянному пирсу, полощутся сигнальные флаги. На мостике о чем-то беседуют офицер и матрос. Матрос скользнул вниз по трапу — выполняет приказание командира. Петру подумалось: так и его матросы будут бегать. Только бы сдружиться с ними! На причале моряки стирали орудийные чехлы, высокий тучный мичман что-то басил им. До слуха Петра доносилось:
— Поживее, хлопчики!
„Зря он с ними запанибрата. „Хлопчики“… Товарищи матросы, а не хлопчики!“ — Петр перевел взгляд на островок, около которого виднелся корабль. „Интересно, а каюта у меня отдельная?“
Вода холодно блестела у щербатого валуна. Петр снял фуражку. Далеко-далеко, в молочной кисее, сахарной головкой высился мыс Звездный. Там на глубине осталась лодка. Волны плескались у камней, и в шуме их ему вдруг почудились голоса тех, кто покоится на мягком теплом дне. Он словно наяву услышал приглушенный голос отца:
„Здравствуй, сынок! Я долго ждал тебя и рад, что ты здесь“.
„Я спешил, отец. Я все сделал, как ты хотел. Мама отдала мне твои письма“.
„Это — мое завещание, сын. А море — твое“.
„Буду ходить твоими дорогами“.
„Я верю, сынок“.
Мысли Петра прервал чей-то громкий голос за спиной:
— Лейтенант, катер с „Бодрого“ еще не приходил?
Грачев обернулся. В нескольких шагах от него стоял капитан 3 ранга в лихо сдвинутой на затылок фуражке. У него широкое со вздернутым носом лицо, смуглые, слегка шершавые щеки, а надо лбом повис белесый, точно выеденный морской солью, чуб. Он настороженно смотрел на Петра, будто хотел отчитать за то, что тот расстегнул шинель.
— Катера еще не было, — наконец ответил Грачев. — Вы тоже на „Бодрый“?
— Угадали.
Петр привел себя в порядок и теперь стоял с капитаном 3 ранга рядом. Тот достал из кармана портсигар, ловко выхватил из него папиросу и сунул в рот.
— Вы из училища? Сразу видно. Давайте познакомимся— Григорий Голубев.
Голос у офицера потеплел, и Петру от этого стало веселее. Он назвал свое имя, потом поинтересовался, как тут служба на кораблях.
— Не курорт, — сдержанно ответил Голубев, выпустив очередную струю табачного дыма. — Вот и катер у островка показался. Давай-ка, лейтенант, забирай свои вещи. „Бодрый“ там, на бочке.
Катер бойко бежал по бухте.
— А море тихое, — сказал Петр.
— Погодите, вы увидите его и другим, — Голубев почему-то усмехнулся, смяв в кулаке потухшую папиросу.
„А он ничего, этот парень“, — подумал о нем Петр.
Катер приткнулся к трапу эсминца, и Петр следом за Голубевым легко поднялся на палубу. Их встретил вахтенный офицер.
