— Хорошо. Как получим ответ, сразу соберем партийное бюро с активом — и за дело. Согласен, Максимыч? — спросил Сергей Иванович Турбина.
— Ну, о чем спрашиваешь! — по-отечески ласково глядя на Рудакова, ответил разведчик.
Степанов вышел, и сразу же в дверь несмело постучали.
— Войдите! — громко сказал Рудаков.
Дверь приоткрылась, в комнату просунулась норвежская борода Захарыча.
— Заходи, заходи смелее, варяжский гость.
Захарыч степенно вошел и, сняв старую, измазанную в глине шапку, сунул ее под мышку. Поздоровался и, неловко переступая с ноги на ногу, попытался пригладить волосы, похожие на ежовые иглы, но они не слушались его руки.
— Что скажешь хорошего? — подбодрил его Рудаков.
Захарыч тяжело закашлялся и, бросив косой взгляд на Турбина, простуженным голосом начал:
— Хорошего мало. Мутенку мою начальник закрыл. Жалиться к тебе пришел, как к партейному секретарю. Два месяца пластался я, все мутенку готовил, пропади она пропадом! Виталий Петрович все нарушил: закрыл — и весь сказ.
— Пустое, Захарыч, несешь. Для твоей же пользы закрыли, — вставил Турбин.
— Не шебарши, спасибо за заботу, — зло бросил проситель.
Рудаков прошелся по кабинету и остановился против деда.
— Распоряжение начальника прииска я отменить не могу. Не имею права, у нас строгое единоначалие.
— Поговори хоть с ним, может, он послушает тебя, — попросил Захарыч и вздохнул.
— И говорить нечего. Виталий Петрович прав. Не на пустые мутенки силы тратить нужно, а рудник строить.
— Не слыхал о таком да и слышать не хочу: век на россыпях робил, переучиваться несподручно.
— Придется переучиваться, Захарыч, — предупредил Турбин.
— Силком не заставишь. Видать, все вперекос пошло. Прощевайте, — угрюмо сказал старик и вышел из комнаты.
Турбин и Рудаков молча переглянулись. Сергей Иванович, улыбаясь, сказал:
— Первая реакция простого старателя на рудник не восторженная.
— Так это же бузотер Захарыч, его лучше не тронь, когда он в запале. А вообще-то у нас смотри в оба: придет этакий замшелый молчальник, вроде деда Михайлы, прикинется, будто он извечный приискатель, а на поверку выходит — бывший кулачок. Сбежал в тайгу в тридцатых годах от раскулачивания. Таких немало.
— Знаю, Максимыч. Но не забывай, что нам придется работать с такими. Владимир Ильич говорил, что мы должны строить социализм не из фантастического человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом. А старый старатель — пример такого наследия. Придется тяжело с ними, материал-то тугоплавкий…
