Отлично. Она там. Этого парка уже лет семьдесят как нет. Очень хорошо. Пий сверился с мнемоническим маршрутом, предложенным консилиумом. На новой работе… только флирт. Но его стоит усилить. Сюда чаще. Не уклоняйтесь, мадам, мадемуазель, зачем вам на кухню? Что-нибудь вкусненькое соорудить для мужа? Прочь. Давайте-ка чаще в закусочные, особенно туда, где ваше любимое мороженое с черимойей, мороженое, остужающее сердце. Вам бы только этот период цветения перетерпеть, потом всё проще. Так, старые видео не пересматриваем, прочь. Может, хобби? Йога. Отлично. Нет. Не отлично. Тантрическая. Всё, чтобы нравиться ему, ему одному. Куда же вы опять сворачиваете, мадемуадам?
— Так. Похоже, вы сами не хотите отпускать его. Отпускать ваше общее.
Блондинка ёрзнула, моргнула и залюбовалась собственными жемчужными ногтями.
— А что, я не могу забыть, если не хочу? Я хочу… хотеть.
— Позвольте мне кое-что объяснить. Я. Не. Учу. Забывать. Для нормального современного человека забвение такая же невозможная роскошь, как многодетность, сон, полёты на Плутон и смерть. Я не учу забывать. Наш бессмертный мозг хранит всё уникальное. Очень хитрая у него фрактальная математика хранения. Он как город, растущий внутрь, в середину, вглубь, его узор всё узорчатее и мельче. Я могу помочь лишь обходить воспоминания. У каждого свой орнамент их, своя, так сказать, карта. Важно ходить безопасными улицами.
— Это слишком сложно для меня. Вот если б таблеточка!
Однако через час она ушла куда более весёлая, лёгкая, будто сбросив лет сто, воистину сбросив — годы его мужа, жившие среди её лет, точно лейкоциты среди эритроцитов. Она, конечно, научится обходить его и обходиться без него. Но следующий точно так же наполнит собою её всю. Агница. Плотоядная овечка. Кудряшки трепетали на ветру херувимским оперением.
Часам к трём утра небо на востоке заголубело, ветер шёпотом вторил симфонии запахов: влажные птицы из парка, влюблённые с улиц, остатки вчерашнего дождя из водостоков, подсохшая кровь осьминога из остерии. Пий расплатился, перешёл, расслабленно внимая тающему в воздухе следу Пруденции, на соседнюю улицу, в кальянную, где его уже дожидался следующий больной.
Чернобородый потливый мужчина со скульптурными буграми мышц на торсе, явно недавно отращёнными, мрачно предъявил постановление суда — избегать дочь после попытки домогательств.
— А в чём я виноват? Она так изменила внешность! Эти их клубные коктейли… Была вылитая шлюшка из заведения! А я был пьян — вполне законно пьян, я дегустатор, я был только-только с работы, а у меня в постели вот это…
