— Нет. Это я приходила время от времени, чтобы убедиться, что она здорова и у нее все есть. Меня беспокоило, что она живет одна. С ней что-нибудь могло случиться, и никто бы даже не заметил.
— Ей не приходило в голову нанять служанку?
— Я ей говорила, что не следует жить одной, но она не соглашалась даже на служанку, хотя могла себе это позволить, имея две ренты. Вы видите, в каком состоянии квартира. Нет даже пылинки.
— Вы, кажется, массажистка?
— Да. У меня хорошая клиентура. На жизнь я не жалуюсь.
— А что с отцом вашего сына?
— Он бросил меня, как только малыш родился. Меня это устраивало, так как я в нем ошиблась. Но это, как говорится, отбило у меня охоту выходить замуж. Я не знаю, что с ним, и если бы встретила его на улице, то, наверное, не узнала бы.
— Значит, ваш сын записан как ребенок от неизвестного отца и носит вашу фамилию?
— Да, его зовут Эмиль Луге. С тех пор, как он стал играть в кафе на гитаре, начал именовать себя Билли.
— У вас с ним хорошие отношения?
— Иногда он меня посещает, обычно когда у него нет денег. Живет по-цыгански, но парень хороший.
— Он тоже посещал вашу тетю?
— Приходил со мною, когда был ребенком. Кажется, с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать-шестнадцать, он ее не видел.
— Ведь он мог у нее попросить денег.
— Это не в его стиле. У меня — да, я его мать, но ни у кого другого. Он слишком горд.
— Вы хорошо знаете квартиру тетки?
— Довольно хорошо.
— Где она любила сидеть?
— В том кресле около окна.
— Как она проводила дни, вечера?
— Сначала уборка, покупки. Потом приготовит еду. Она не довольствовалась проглоченным второпях куском холодного мяса. Хотя жила одна, ела всегда в комнате, за столом, покрытым скатертью.
— Она часто выходила из дома?
— Когда была хорошая погода, ходила в парк посидеть на скамейке.
— Читала?
— Нет. Она жаловалась на плохое зрение, чтение ее утомляло. Смотрела на прохожих, на детей, играющих в аллеях. Почти всегда немного грустно улыбалась. Наверное, вспоминала прошлое.
— А с вами она откровенничала?
— А что бы она могла мне рассказать? У нее была совершенно обычная жизнь.
— У нее не было подруг?
— Старые подруги поумирали, искать новых у нее не было охоты, и поэтому она даже сменила скамейку, как мне помнится.
— Давно?
— В прошлом году, под конец лета. Она всегда сидела на одной и той же скамейке в Тюильри. Однажды к ней подошла какая-то женщина примерно ее возраста и спросила, свободно ли место рядом. Ей пришлось ответить утвердительно. Ведь мест на скамейках не занимают заранее. Женщина стала рассказывать, что она русская, была знаменитой балериной… На следующий день тетка встретила ее на том же месте, и почти час иностранка рассказывала о своих давних успехах. Долгое время она жила в Ницце. Говорила об этом без перерыва, жаловалась на парижский климат… Вот одно из немногих событий, о которых рассказывала мне тетка. «Я так любила свою скамейку! — вздыхала она. — Пришлось не только ее сменить, но и перебраться в другую часть парка, чтобы она меня не нашла».
